Наверх (Ctrl ↑)

Лазарев В. Н.

История византийской живописи


← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →

VII. Эпоха Дук, Комнинов и Ангелов

[VII.16. Русь: Новгород, Псков, Мирожский монастырь, Старая Ладога, Нередица ]

        
 с. 110 
¦
В памятниках Новгорода и Пскова национальные черты решительно выступают на первый план, постепенно растворяя все посторонние влияния. Самые ранние новгородские фрески сохранились в Софийском соборе, заложенном в 1045 году, но долгое время остававшемся без росписи189. К последней приступили только в 1108 году. До этого времени в соборе имелись лишь отдельные иконного типа изображения. Одна из подобных фресок — фигуры Константина и Елены — сохранилась. В лицах отсутствует малейший намек на моделировку. Изящные, графически точные линии проведены опытной рукой с изумительной легкостью. Светлые и нежные краски подкупают необычайной прозрачностью, даже воздушностью. Фреска имела ныне не существующую надпись «Олена», диалектологические особенности которой рассеивают всякие сомнения относительно ее принадлежности местному, новгородскому мастеру. Стиль фрагмента настолько своеобразен, что ему невозможно найти ни одной близкой аналогии среди памятников византийской и восточнохристианской живописи.

189 В. Мясоедов. Фрагменты фресковой росписи святой Софии Новгородской. — ЗОРСА, X 1915, 15– 34; Ю. Н. Дмитриев. Стенные росписи Новгорода, их реставрация и исследование (работы 1945–1948 годов). — Практика реставрационных работ, I. Москва 1950, 142–146; V. Lazarev. Old Russian Murals and Mosaics, 95. От росписи конца ХII века уцелел полуфигурный Деисус в южной галерее. См.: Ю. Н. Дмитриев. Стенные росписи Новгорода, их реставрация и исследование (работы 1945–1948 годов), 146–154; V. Lazarev. Old Russian Murals and Mosaics, 116, 251.

     От росписи 1108 года дошли только плохо сохранившиеся изображения четырех архангелов в куполе, фигуры семи пророков в барабане (изображение Давида разрушено во время последней войны), фигуры константинопольского патриарха Анатолия, Поликарпа Смирнского, Карпа Фиатирского и константинопольского патриарха Германа в световых проемах над проходами из главной апсиды в диаконник и жертвенник и найденные под полом мелкие фрагменты фресок, сбитых со стен. Из отчетов о реставрации Софийского собора в 1893 году явствует, что в апсиде были изображены Богоматерь Оранта, Евхаристия и святительский чин, по сторонам от триумфальной арки Благовещение, на арках полуфигуры святых в медальонах, на сводах евангельские сцены, на стенах фигуры и полуфигуры святых в прямоугольных обрамлениях. Если присоединить сюда утраченного Пантократора в куполе, то мы получим систему, очень близкую к киевским храмам.

     Уцелевшие части росписи 1108 года отличаются архаическим строем форм (табл. 367). Крепкие и коренастые фигуры представлены в застылых фронтальных позах. Одеяния ложатся прямыми тяжелыми складками, подолы образуют жесткие горизонтальные линии. Фигуры имеют крупные конечности: массивные ступни, широкие кисти рук с толстыми, короткими пальцами. Восточного типа лица выделяются большими, как бы гипнотизирующими зрителя глазами. Это торжественное и монументальное искусство обнаруживает немалое сходство с наиболее архаической группой мозаик и фресок Софии Киевской.

     В 1125 году возникли фрески Богородице-Рождественского собора Антониева монастыря190. Целиком записанные, они раскрывались в 1923, 1927, 1930, 1935, 1944, 1947 и 1971 годах. Расчищенные фрагменты (отдельные фигуры и полуфигуры святых, Благовещение, Рождество Христово, Сретение, Успение, Обретение главы Иоанна Предтечи и Поднесение главы Иродиаде) дают богатый материал для характеристики ранненовгородской монументальной живописи. Тяжелые, выполненные в жестком линейном стиле лица имеют абсолютно невизантийский характер, выдавая разительное сходство с романскими типами. Надо обратиться к росписям Санта Кроче ин Джерузалемме в Риме (1144) и к миниатюрам рейхенауской и регенсбургской школ, чтобы найти аналогии этому романизирующему искусству. Объяснение последнего не представляет особых трудностей, если принять во внимание, что основатель монастыря был римлянин, т. е. латинского или римского исповедания: по прибытии в Новгород он не умел говорить по-русски, понимая, по словам жития, только латинскую и греческую речь.

190 Сычев. Искусство средневековой Руси, 209; А. Анисимов. Домонгольский период древнерусской живописи. — ВРест, II 1928, 179; Некрасов. Древнерусское изобразительное искусство, 85; V. Lazarev. Old Russian Murals and Mosaics, 97–98, 246–247. Для типа пожилого бородатого святого ср. патриарха в Санта Кроче ин Джерузалемме (Muratoff. La peinture byzantine, pl. CXXXVII), для типов юных святых — cod. 9428 в Королевской библиотеке в Брюсселе (рейхенауская школа, XI век, см.: H. Ehl. Älteste deutsche Malerei. Berlin 1922, Abb. 43), Liber florum Теофрида Эхтернахского (эхтернахская работа конца XI века, см.: H. Swarzenski. Vorgotische Miniaturen. Leipzig 1927, Abb. 23) и cod. clm. 14159 в мюнхенской Государственной библиотеке (около 1170–1185, см.: A. Boeckler. Die Regensburg-Prüfeninger Buchmalerei des XII. und XIII. Jahrhunderts. München 1924, Taf. XXVIII, Abb. 32). Здесь следует упомянуть плохо сохранившиеся фрагменты росписи в Николо-Дворищенском соборе в Новгороде (остатки Страшного суда и фигура жены Иова). Эти фрагменты, сопровождаемые славянскими надписями и выдающие сходство с киевскими росписями, возникли во втором либо третьем десятилетии XII века. См.: Н. Сычев. Забытые фрагменты новгородских фресок ХII века. — ЗОРСА, ХII 1918, 116–131, табл. I– IV; V. Lazarev. Old Russian Murals and Mosaics, 97.

     Романские черты, выступающие в столь наглядной форме в росписи Антониева монастыря, почти не дают о себе знать в трех крупнейших русских фресковых циклах XII века: в росписях Спасо-Мирожского монастыря в Пскове (около 1156), церкви св. Георгия в Старой Ладоге (около 1167) и церкви Спаса на Нередице близ Новгорода (1199).

     Псковские фрески191 ясно показывают, что те греческие образцы, которыми пользовались работавшие  с. 110 
 с. 111 
¦
здесь мастера, происходили не из Константинополя, а из неизвестной византийской провинции. Уже само расположение фресок, сплошным ковром покрывающих стены и своды, в корне отлично от византийской системы декорации. Евангельские сцены, входящие в состав фриза, не отделяются одна от другой вертикальными членениями, что опять-таки противоречит художественным принципам константинопольских мастеров. В куполе дано необычное для столичных храмов этого времени Вознесение: изображенный в сиянии Христос окружен восемью архангелами и двенадцатью апостолами с Марией, двумя ангелами и Крестителем. В барабане представлены шестнадцать пророков, на парусах евангелисты, в апсиде Деисус, Причащение под двумя видами и два фриза со святителями и диаконами, на восточных столбах Благовещение (табл. 366) и фигуры Спасителя и Божьей Матери Молительницы, на сводах и стенах развитой евангельский цикл, в жертвеннике полуфигура Иоанна Предтечи и сцены из его жития, в диаконнике полуфигура архангела Михаила и эпизоды из деяний архангела, в западной части северного нефа сцены из истории апостола Петра, в западной части южного нефа сцены из жизни Иоакима, Анны и Марии, на столбах и на стенах мученики, воины, преподобные и различные святые. Стиль росписи отличается большой оригинальностью. Негреческие лица очерчены тяжелыми линиями. Такими же линиями нанесены белильные света, нередко образующие орнаментальные узоры. Длинные плоские фигуры облачены в одеяния, распадающиеся на однообразные линейные складки. Элементы пейзажа и архитектурные сооружения подвергнуты максимальной геометрической стилизации. Статические композиции имеют в себе что-то угловатое, жесткое и мало ритмичное. Отдельные детали, например лица воинов в сцене Целование Иуды, обнаруживают точки соприкосновения с романскими фресками, где встречаются такие же тяжеловесные формы и аналогичное развертывание фигур по плоскости. Чисто греческая иконография и греческие надписи указывают на участие в исполнении фресок заезжих византийских мастеров, сотрудничавших, как обычно, с местными художниками. Эти мастера занесли в Псков не константинопольскую, а провинциальную традицию. Не исключена возможность, что они были выходцами из Македонии. Их же помощниками являлись не новгородцы, а псковичи, иначе трудно было бы объяснить ряд неповторимо «псковских» признаков в стенописи Спасо-Мирожского монастыря.

191 A. М. Павлинов. Спасо-Мирожский монастырь в г. Пскове. — Древности. Труды МАО, ХIII 1 1889, 154–162; О. Парли. Фрески храма Преображения Господня в псковском Спасо-Мирожском монастыре. Альбом фотографических снимков. Псков 1903; Описание фресок. К альбому фотографических снимков, сделанных О. Парли. Составил Ф. А. Ушаков. Псков 1903; А. И. Успенский. Фрески церкви Преображения Господня Спасо-Мирожского монастыря. — Записки МАИ, VII 1910, 1–12; Millet. Iconographie de l'Evangile, Index: Mirož, 723; A. Anissimoff. Les fresques de Pskov. — CahArt, 1930 7, 361–368; L. Nadejena. The Pskov School of Painting. — ArtB, XXI 1939 2, 183–188; В. Н. Лазарев. Фрески Старой Ладоги. Москва 1960, 54–56; Id. Old Russian Murals and Mosaics, 99–107, 247–249. Заказчиком фресок был архиепископ Нифонт, известный своими грекофильскими симпатиями (грек по происхождению). Попытку М. И. Артамонова датировать псковские фрески позже Нередицы следует признать неудавшейся. Для типов первосвященников в сцене Христос перед Пилатом ср. роспись Нерези (Иоанн Дамаскин).
368–370. Церковь св. Гергия, Старая Ладога. Фрески в куполе. Около 1167 г.

368. Пророк Наум

369. Пророк Гедеон

370. Царь Давид

     Роспись церкви св. Георгия в Старой Ладоге192, хронологически лежащая между росписями Мирожского монастыря и Нередицы, освещает следующий этап в истории новгородской монументальной живописи. Разрозненные фрагменты со славянскими надписями позволяют восстановить декоративную систему в целом (табл. 368–370). В куполе изображено Вознесение, а в барабане пророки, в апсиде находились Причащение под двумя видами и фриз с фигурами идущих к центру святителей, в южной и северной апсидах представлены полуфигуры архангелов Михаила и Гавриила, на западной стене Страшный суд, в диаконнике Чудо Георгия о змие, в жертвеннике Отвержение даров Иоакима и Анны. По всей церкви разбросаны изображения святых в медальонах и арочных обрамлениях на красных и зеленых фонах. Местонахождение в диаконнике необычной здесь сцены Единоборства Георгия со змием говорит о том, что роспись заключает намек на военное событие. Таковым могла быть лишь безуспешная осада Ладоги шведами в 1164 году. Вскоре после этой даты и воздвигнута церковь, посвященная св. Георгию, которого рассматривали на Руси как покровителя ратного люда. Стиль росписи выдает большую близость к фрескам Нерези (1164) и фрагментам из Ватопеда на Афоне (1197–1198), где имеется та же узорчатая разделка лиц при помощи белых линейных светов. Но в Старой Ладоге стилизация получила еще большее развитие. Отдельные лица в своей геометрической обобщенности почти граничат с орнаментом. Здесь уже сказывается характерная для древнерусского искусства тенденция перерабатывать органические византийские формы в кристаллические и линейные образования.

192 НБранденбург. Старая Ладога. С.-Петербург 1896, тaбл. LXV–XC; Н. Репников. О фресках церкви св. Георгия в Старой Ладоге. — Известия комитета изучения древнерусской живописи, I. Петербург 1921, 1–4; Его же. Предварительное сообщение о раскрытии памятников древней живописи в Старой Ладоге. — ВРест, II 1928, 183–194; В. Н. Лазарев. Фрески Старой Ладоги. Москва 1960; Id. Old Russian Murals and Mosaics, 107–114, 249.

     Самым поздним памятником новгородской монументальной живописи XII века является роспись Нередицы (1199)193, погибшая во время второй мировой войны. В сравнении с остальными русскими росписями этого времени фрески Нередицы отличаются более свободной и живописной манерой исполнения. Тонкие графические линии растворяются в широких обобщенных мазках, тяжелые формы создают мощное, монументальное впечатление. В своем целом фрески Нередицы представляют один из крупнейших и наилучше сохранившихся ансамблей средневековья, поражая нас необычным размахом декоративного замысла. В куполе было изображено Вознесение, на парусах евангелисты, в апсиде Богоматерь Оранта, на груди которой помещался медальон с полуфигурой Христа (так называемое Знамение), два фриза с фронтально стоящими святителями и несколько необычный Деисус с Христом-священником, Предтечей и Марией (ошибочно обозначенной в надписи Марфой), в жертвеннике сцены из жизни Иоакима и Анны, в диаконнике житие Иоанна Предтечи. Остальная часть храма была украшена сюжетами из Священного Писания. Новозаветные сцены находились по преимуществу в трансепте, ветхозаветные же отнесены в западный неф. Вместе с композициями помещены ряды святых: ближе к алтарю — преподобные, мученики и святые воины, дальше от алтаря — святые жены. На южной стене изображен отец Александра Невского князь Ярослав Всеволодович с моделью церкви на руках, которую он подносит Иисусу Христу (эта фреска возникла около 1246 года), а на западной стене представлена большая композиция Страшного суда. Ряд архаических черт, как, например, не встречающееся в чисто византийских храмах украшение стен сверху донизу, повторение одних и   с. 111 
 с. 112 
¦
тех же сюжетов, загибание композиций за угол стены, обилие архангелов (ср. Каппадокию), а также изображения сирийской легенды о молении Алексия человека Божия нерукотворенному образу Богородицы в Эдессе и питаемого вороном Илии (ср. сербские росписи XIV века и афонские памятники) ясно говорят против константинопольских истоков стиля Нередицы. Русские надписи с типичными новгородизмами, равно как и общий характер исполнения фресок, не оставляют сомнения в их принадлежности местным мастерам, которые создали один из самых своеобразных новгородских ансамблей. Особенно поражала в Нередице мужественная и энергичная манера письма, выразительность лиц, мощный рисунок фигур и смелость цветовых сочетаний. В нередицкой церкви, которую торопились расписать за одно лето, работало около десяти мастеров, исходивших из довольно архаических образцов.  с. 112 
  
¦

193 J. Ebersolt. Fresques byzantines de Néréditsi d'après les aquarelles de M. Braylovsky. — MonPiot, XIII 1906, 35–55, pl. IV, V; В. В. Суслов. Церковь Спас-Нередица близ Новгорода. — Памятники древнерусского искусства, изд. Академии художеств, I. С.-Петербург 1908, 1–10; II. С.-Петербург 1909, 1–2 (с приложением: Н. П. Кондаков. Заметка о некоторых сюжетах и характере спасо-нередицкой росписи, 3–5); III. С.-Петербург 1910, 1–10; А. И. Успенский. Фрески церкви Спаса-Нередицы. — Записки МАИ, VI 1910, 1–24; Кондаков. Иконография Богоматери, II, 74–75, 115, 118–119, 309–311; Millet. Iconographie de l'Evangile, Index: Neredici, 724; Фрески Спаса-Нередицы. Ленинград 1925 (предисловие Н. Сычева, текст В. К. Мясоедова; с указанием более старой литературы); N. Syčev. Sur l'histoire de l'église du Sauveur à Neredicy près Novgorod. — L'art byzantin chez les slaves, I. Paris 1932, 77–108; Ch. Amiranachvili. Quelques remarques sur l'origine des procédés dans les fresques de Neredicy. — Ibid., 109–120; Ю. Н. Дмитриев. Изображение отца Александра Невского на нередицкой фреске ХIII в. — НовгИС, 3–4 1938, 39–57; М. И. Артамонов. Мастера Нередицы. — Там же, 5 1939, 34–47; A. Frolov. Sainte Marthe ou la Mère de Dieu? — BByzI, I 1946, 79–82; Ph. Schweinfurth. Die Fresken der Erlöserkirche von Neredica bei Novgorod. Ihre Stellung in der Kunstgeschichte Russlands. München 1953; V. Lasarev. Old Russian Murals and Mosaics, 116–130, 251–255. B. К. Мясоедов правильно различает в Нередице около десяти различных манер. Одна из них выдает большое сходство с росписями Ватопеда и Старой Ладоги.
К первой половине XII века относятся фрески купола башни Георгиевского собора Юрьева монастыря (фигуры святителей и поясная Одигитрия). Светлые, яркие краски и типы лиц указывают на работу новгородских мастеров. Новгородским же мастерам принадлежит и роспись Аркажской церкви, возникшая в 1189 году (сцены из жизни Иоанна Предтечи, остатки богородичного цикла, изображения святых). Стиль этих фресок близок к росписям Старой Ладоги и Нередицы. См.: Ю. Н. Дмитриев. Стенные росписи Новгорода, их реставрация и исследование (работы 1945–1948 годов). — Практика реставрационных работ, I. Москва 1950, 158–161; V. Lazarev. Old Russian Murals and Mosaics, 114–116, 250.


← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →