Русская иконопись от истоков до начала XVI века

100. Андрей Рублев. [«Звенигородский» деисусный чин]. 10-е годы XV века

100 [2]. Архангел Михаил

100 [1]. Спас

100 [3]. Апостол Павел

        
 с. 102 ¦ Вероятно, на протяжении второго десятилетия был написан замечательный полуфигурный деисусный чин, прозванный по месту его открытия «звенигородским» (илл. 100 [1] — 100 [3]). От чина сохранились лишь три иконы — Спаса, архангела Михаила и апостола Павла (Третьяковская галерея). По своему стилю это настолько зрелая работа, что ее невозможно относить к ранней поре творчества Рублева. Она могла возникнуть лишь после росписи владимирского Успенского собора, иначе говоря, уже после 1408 года.

      Иконы «звенигородского» чина с первого же взгляда поражают необычайной красотою своих холодных светлых красок. Голубые, розовые, синие, блекло-фиолетовые и вишневые тона даны в таких безупречно верных сочетаниях с золотом фона, что у созерцающего иконы невольно рождаются чисто музыкальные ассоциации. Для Рублева цвет был средством, которое помогало ему раскрывать внутренний мир человека. Его Спас, его Павел, его архангел обладают неотразимой привлекательностью. Им присуща изумительная мягкость, в них ничего не осталось от византийской суровости. Своей глубокой человечностью Спас напоминает прославленное изображение Христа в тимпане «Королевского портала» Шартрского собора. И у Рублева и у раннеготического мастера образ Христа настолько очеловечивается, что совершенно утрачивает отвлеченный культовый характер. Но рублевский Спас — это, по меткому наблюдению Н. А. Деминой, «воплощение типично русской благообразности. Ни один элемент лица Христа не подчеркнут чрезмерно — все пропорционально и согласованно: он рус, глаза его не преувеличены, нос прямой и тонкий, рот мал, овал лица хотя и удлиненный, но не узкий, в нем совсем нет аскетичности, голова с густой массой волос со спокойным достоинством возвышается на сильной стройной шее. Самое значительное в этом новом облике — взгляд. Он направлен прямо на зрителя и выражает живое и деятельное внимание к нему; в нем чувствуется желание вникнуть в душу человека и понять его. Брови свободно приподняты, отчего нет выражения ни напряжения, ни скорби, взгляд ясный, открытый, благожелательный. Перед нами как бы сильный и деятельный человек, который имеет достаточно душевных сил и энергии, чтобы отдать себя на поддержку тем, кто в этом нуждается. Звенигородский Спас больше натуральной величины человека. Он полон величия. Кроме того, в нем есть строгость внутренней чистоты и непосредственности, есть полное доверие к человеку»²²². В этой яркой характеристике творения Рублева верно подмечено то новое, что художник внес в истолкование одного из самых традиционных образов средневекового искусства.  с. 102 
  ¦