| ← Ctrl пред. | Содержание | след. Ctrl → |
Оживление культурной жизни
Уже в начале XIV в. в местной культуре, в том числе в живописи, наметились большие перемены. О них дают возможность догадаться лишь единичные иконы, однако в совокупности с памятниками других видов искусств и со свидетельствами письменных источников они позволяют судить о процессах в художественной культуре этого времени.
Перелом в новгородской жизни совпадает приблизительно с рубежом столетий. Еще в 1290-х годах, как указывалось, возрождается строительная деятельность: возводится церковь Николы на Липне, заново сооружается рухнувшая церковь Феодора. Строительство первой трети XIV в. развивается в трех направлениях. Прежде всего, идет ремонт и обновление крепостных сооружений как на новгородских военных рубежах, так и в самом городе: крепость в Копорье в 1297 г., «город камен» в Новгороде в 1302 г., новая деревянная крепость в Узерве взамен обветшавшей — в 1309 г. К этим мероприятиям примыкает и возведение нескольких каменных храмов на воротах Детинца: церковь Воскресения (1296 г.), церковь Преображения на воротах от Людина конца (1297 г.), церковь «на градных воротах» от Прусской улицы (1305 г.), церковь св. Владимира на воротах от Неревского конца (1311 г.). Ремонтируются обветшавшие и разрушившиеся храмы: кроме Федоровской, обновлена и Борисоглебская церковь в 1302–1305 гг. Наконец, возводятся новые церкви: Архангела Михаила на Михайлове улице (1300 г.), церковь 318 Никейских св. отец на княжьем дворе (1307 г.), Успенская в Колмове монастыре и Покровская на Дубенке (обе в 1309 г.), Никольская в Неревском конце (1312–1313 гг.), «Христова» церковь (1325 г.)1. Некоторые из этих зданий связаны с основанием новых монастырей — Покровского на Дубенке, Никольского в Неревском конце — «на дворище» архиепископа Давыда.
1 
«Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов». Под ред. А. Н. Насонова. М.–Л., 1950, стр. 327, 328, 330–333, 335, 339.
Путешествия и паломничества
Говоря об эпохе XIII в., мы могли лишь с осторожностью намечать внутреннюю эволюцию местной культуры и контакты с другими художественными традициями. XIV век дает иную картину. Сохранилось множество известий, указывающих на общественное оживление, на созревание в Новгороде новых политических и культурных запросов. Желая быть независимым от русской митрополии и продолжая свою давнюю установку, Новгород вступает в самостоятельные отношения с Константинополем. Новгородцы в это время предпринимают многочисленные путешествия в Царьград. Это и неизвестный паломник, совершивший свое «хождение» еще в конце XIII или в первые годы XIV в.2; и Григорий Калика, священник Козмодемьянской церкви на Холопьей улице, побывавший в Константинополе в 20-х годах XIV в., а впоследствии ставший новгородским архиепископом под именем Василия; и некий Стефан Новгородец, видимо, зажиточный купец, паломничавший «с осьмью другы» около 1348–1349 гг. и из Царьграда пошедший дальше, в Иерусалим3; наконец, целое посольство, направленное в 1353 г. от архиепископа Моисея к патриарху. В Новгороде появляются пришельцы из дальних мест. Если верить преданию, около середины XIV в. прибыли с Афона монахи Лазарь и Феодосий, основавшие Муромский монастырь на Онежском озере — северной окраине Новгородской земли4.
2 Издание и исследование описаний Константинополя, составленных в результате этого путешествия («Сказания», «Беседы» и некоего несохранившегося «Хождения») см.:
3 М. Н. Сперанский. Указ. соч., стр. 1–82, 106.
4 Самую полную сводку известий о контактах Новгорода с Византией в первой половине XIV в. см.:
См. также:
Устойчивость местных традиций
«Новая встреча с Византией» (удачное выражение К. Свободы) коснулась многих сторон жизни Новгорода — политики, церковных взаимоотношений, искусства. Но она обусловила одну, хотя и очень важную грань новгородской культуры. Была и другая грань; ее определяли явления не «встречаемые», а, напротив, «встречавшие». Это стабильная традиция местной культуры, прочная и доходящая едва ли не до несокрушимости привязанность новгородцев ко всему своему, испытанному, освященному временем, напоминающему о славных страницах родного прошлого. В круг этих явлений входит и новгородское летописание (Синодальный список Новгородской первой летописи относится к 30-м годам XIV в.), и — обратим особое внимание — предания о персонажах и событиях местной истории, например, о Варлааме Хутынском (ум. в 1192 или 1193 гг.), цикл сказаний об архиепископе Иоанне (1165–1186 гг.), о битве новгородцев с суздальцами и чуде от иконы «Знамение» в 1169 г., так называемая «Повесть о новгородском посаднике Щиле» (в действительности, видимо, ростовщике-монахе, основавшем в 1310 г. Покровский монастырь на реке Дубенке).
Если «Житие Варлаама Хутынского» в своей краткой первой редакции фиксируется письменно уже в первой четверти XIV в. (в Прологе, созданном до 1323 г.), то остальные предания оформляются как письменные литературные произведения гораздо позже, в XV в., а до тех пор существуют в виде устных легенд, живучих и незабываемых5.
5 О новгородской литературе этого времени см.:
Н. Г. Порфиридов. Древний Новгород. Очерки из истории русской культуры XI–XV вв. М.–Л., 1947, стр. 229–235; Д. С. Лихачев. Очерк истории культуры Новгорода XI–XVII вв. М., 1959, стр. 43–49, 58–62; Две тенденции в культуре Новгорода
Можно думать, что с первых десятилетий XIV в. новые импульсы, то жадно искомые, то случайно заносимые, причудливо и своеобразно переплетаются в новгородской культуре с местной традицией — и сознательно оберегаемой, и стихийно всплывающей. Соотношение двух тенденций ощутимо в текстах новгородских описаний Константинополя. Авторы отправлялись в Царьград намеренно и целенаправленно, повинуясь древнему обычаю и веяниям времени, но смотрели на достопримечательности тех мест деловитым взором новгородцев, с их характерным мышлением и мировосприятием, отмечая конкретное (а иногда — полезное) и не вдаваясь в умозрительное.
Свести историю новгородского искусства XIV в. лишь к противопоставлению двух начал значило бы упростить ее. Новгородская иконопись XIV в. дает различные стилистические варианты, и каждая икона отмечена печатью своеобразной художественной культуры, сложившейся в Новгороде. Тем не менее именно эти два начала — местная традиция и художественные достижения византийского круга — во многом определили главную интонацию развития новгородской культуры XIV в.
См. кат. № 6; илл. на стр. 71, 276
Для городских храмов, починенных и вновь возведенных, отдельно стоящих и надвратных, нужны были иконы. Надо думать, что кадры мастеров в начале века были уже многочисленны, но пестры по своей художественной ориентации и образованности: и те, что работали еще в традициях XIII в., и те немногие, кто уловил новые веяния. Как показывают проанализированные О. С. Поповой произведения — лист с изображением Христа с женами-мироносицами, вшитый в Хлудовскую Псалтирь (ГИМ), а также написанный в раннем XIV в. лик Георгия на известной древней иконе из Юрьева монастыря (ГТГ), — именно Новгороду уже в первой трети XIV в., раньше, чем другим русским центрам, стали знакомы художественные идеи нового византийского палеологовского искусства6.
О. С. Попова. Новгородская миниатюра раннего XIV века и ее связь с палеологовским искусством. — «Древнерусское искусство. Рукописная книга». М., 1972, стр. 105–139. Косвенное свидетельство о бытовании в Новгороде в конце XIII или в начале XIV в. привозных византийских произведений дают предания о древних новгородских иконах, перевезенных когда-то в Москву. Среди них называют двустороннюю запрестольную икону с изображением благословляющего Христа и Богоматери7. Может быть, это существующая сейчас икона конца XIII в. в Благовещенском соборе?8
И. Снегирев. Памятники московской древности. М., 1842–1845, стр. 16; И. Сахаров. Исследования о русском иконописании, II. М., 1849, стр. 27; Макарий, архим. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях, 2. М., 1860, стр. 100.8 Ср. Л. В. Писарская. Памятники византийского искусства V–XV веков в Государственной Оружейной палате. Л.–М., 1965, табл. XLVIII–XLIX.
Деятельность архиепископа Василия
Своеобразным периодом в истории новгородской культуры стали 30-е — 50-е годы — время деятельности архиепископа Василия. Активный и предприимчивый, образованный (по меркам того времени), демократичный по своей общественной позиции и пристрастиям, Василий был инициатором множества строительных и художественных работ9. По преданию, он и сам был иконописцем10. С его деятельностью связаны и возведение крепостных стен11, и строительство городских и монастырских12 церквей, и сооружение гражданских построек на владычном дворе13. Широко известен факт росписи артелью грека Исайи церкви Входа в Иерусалим (1338–1339 гг.), а также роспись церкви Воскресения в Деревяницком монастыре (1348 гг.)14. Работы в Софийском соборе Особо следует отметить проводившиеся по инициативе Василия работы в Софийском соборе — его ремонт, устройство иконостаса, изготовление «медяных золоченых дверей», отливка колокола и, возможно, фресковая роспись (с 1333 г. по 1342 г.)15.
9 О. С. Попова. Искусство Москвы и Новгорода первой половины XIV века и его связи с Византией (канд. дисс.), стр. 16–17, прим. 38 на стр. 192.
10 Написал иконы для церквей Козьмы и Демьяна, Благовещения на Городище, Бориса и Глеба и Параскевы Пятницы. См.
11 В 1331 г. он «заложи... городъ каменъ от святого Володимера до святои Богородици, а от Богородици до Бориса и Глеба» ( «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов», стр. 343); в 1333 г. летопись сообщает, что он «город каменыи постави... въ два лета» (там же, стр. 345); в 1335 г. «заложи... острогъ каменъ по онои стороне, от Ильи святого к Павлу святому» (там же, стр. 346).
12 При нем были построены: церковь Богородицы в Зверином монастыре (1335 г.), церковь Входа в Иерусалим (1336 г.), церковь Благовещения на Городище (1342 г.), церковь Параскевы Пятницы на Торгу, Козьмы и Демьяна на Космодемьянской улице (обе в 1345 г.; см. там же, стр. 345–348, 354, 357), церковь Спаса на Ковалеве (1345 г.), Козьмы и Дамиана на Холопьей улице, церковь Иоанна Златоуста в «каменном городе Детинце в околотке» (обе в 1350 г.). См. Новгородская третья летопись. — ПСРЛ, т. III. СПб., 1841, стр. 227; Новгородская четвертая летопись. — ПСРЛ, т. IV. Пг., 1915, стр. 275. Кроме того, в 1335 г., при Василии, но по повелению Моисея, была построена церковь Воскресения в Деревяницком монастыре («Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов», стр. 346).
13 В 1341 г. «постави... теремъ великыи», а в 1350 г. — «поставилъ полату камену у себе на дворе, подле Рожество» (там же, стр. 353–354, 362).
14 Там же, стр. 348, 350, 361.
15 В 1333 г. он «святую Софею сторону свинцомъ поби, и крестъ обнови на святой Софеи великыи, и сволокы сия сторону»; в 1336 г. «святую Софею тыном новымъ отыни, а у святеи Софеи двери медяны золочены устроилъ»; в 1341 г. «побилъ... святую Софею свинцомъ, что была погорела, и иконы исписа, и кивот доспе»; в 1342 г. «повеле сольяти... колоколъ великыи къ святеи Софеи и приведе мастьры с Москве, человека добра, именемъ Бориса» («Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов», стр. 345, 347, 353, 354). «Кивот» при Василии был сделан вместо «кивота», устроенного при архиепископе Нифонте и упомянутого в перечне его деяний под 1156 г.: «... украси святую Софею, притворы исписа, кивот створи и всю извну украси...» (там же, стр. 216).
О фрагментах росписи XIV в. в Мартирьевской паперти см.:
В. Г. Брюсова. О технике стенописи Софии Новгородской. — «Советская археология», 1974, № 1, стр. 196–197.См. илл. на стр. 66, 67, 183, 218, 229
Из сохранившихся произведений, связанных с деятельностью архиепископа Василия, главными являются иконы из иконостаса Софийского собора. Это изображения двенадцати праздников на трех досках, по четыре сцены на каждой: «Благовещение», «Рождество Христово», «Сретение», «Крещение», «Преображение», «Воскрешение Лазаря», «Вход в Иерусалим», «Распятие», «Сошествие во ад», «Вознесение», «Сошествие Св. Духа», «Успение»16. Иконы эти, находящиеся в процессе реставрации и требующие специального изучения, написаны не русскими (о чем свидетельствуют греческие надписи), а скорее всего византийскими провинциальными, может быть балканскими мастерами, принадлежавшими, притом, к разным художественным направлениям17.
16 Размеры: 72,3 × 209,3; 72,7 × 210; 72 × 208. Принадлежат Новгородскому музею, в настоящее время находятся во ВЦНИЛКР. См. о них:
В. В. Филатов. Иконостас новгородского Софийского собора. (Предварительная публикация). — «Древнерусское искусство. Художественная культура Новгорода». М., 1968, стр. 63–82; Л. В. Бетин. Об архитектурной композиции древнерусских высоких иконостасов. — «Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. XIV–XVI вв.». М., 1970, стр. 46; 17 Может быть, косвенное свидетельство провинциализма мастеров состоит в том, что праздники написаны по четыре на доске, а не на отдельных досках каждый. Обычай размещать сцены праздничного ряда по нескольку сюжетов на одной доске был широко распространен в X–XII вв. В XIV в. каждый праздник чаще писали уже на отдельной доске. Редкий пример прежней группировки — доска с тремя праздничными сценами конца XIV в. в архиепископском дворце в Никозии, на Кипре. См. «Trésors de Chypre». Paris, 1967, № 86; A. Papageorgiou. Icons of Cyprus. Paris — Geneva — Munich, 1969, p. 43.
Относительно того, был ли в XIV в. в Софии, кроме праздников, еще и деисусный ряд, единого мнения нет. В. Н. Лазарев предположил, что он мог существовать18, исходя из того соображения, что деисусного ряда могло не быть в тех храмах, где изображения Христа и Богоматери содержали мотив заступничества, моления19. Иконы Новгородской Софии, кажется, такого мотива не имели20. Между тем Л. В. Бетин высказал мнение, что деисусного ряда в XIV в. иконостас Новгородской Софии еще не имел и что все украшение темплона состояло из двенадцати праздничных икон, вплоть до 1439 г., когда по заказу архиепископа Евфимия был исполнен пятифигурный «Деисус»21.
18 Вероятно, с изображениями по пояс. См. об этом: В. Н. Лазарев. Новгородская иконопись. М., 1969, стр. 32–33.
19 В. Н. Лазарев. Три фрагмента расписных эпистилиев и византийский темплон. — В. Н. Лазарев. Византийская живопись. М., 1971, стр. 125, прим. 62 на стр. 34.
20 Иконой Христа был, очевидно, «Спас на престоле», так называемый «Спас царя Мануила» (см. В. Г. Брюсова, Я. Н. Щапов. Новгородская легенда о Мануиле, царе греческом. — «Византийский временник», т. 32. М., 1971, стр. 85–103, рис. 1). Икона переписана, но показательна ее древняя композиционная схема, пропорции всей доски и полей, характер обработки доски. Икона была увезена в Москву, в Успенский собор, в 1561 г. В Софийском соборе сохранилась одна из копий-реплик с нее, содержащая любопытную особенность: изображения на фоне и полях. На фоне в прямоугольных рамочках представлены четыре евангельских сцены, а на полях — фигуры святых; вверху это пятифигурный «Деисус», где в центре помещен Ветхий денми; на боковых полях — по шесть апостолов, а на нижнем — пять фигур пророков. Изображения эти вызывают ассоциации с серебряными окладами, украшающими фон и поля двух древнейших икон Новгородской Софии — «Петра и Павла» и «Богоматери с младенцем» (так называемой «Корсунской»). О том, что на фоне и полях «Спаса на престоле», а может быть и на одежде Христа, действительно был оклад, сообщает «Сказание о чюдном видении Спасова образа...»: «...златом риза и икона утворена, а лице, и руце, и нозе от вапов» (там же, стр. 101). Возможно, копия, хранящаяся в Софии, изображает икону еще в окладе, который затем был уничтожен в Москве при переделках (ср. также рисунок драпировок на иконе «Спаса царя Мануила» и на серебряном окладе, покрывающем фигуры Петра и Павла). В пользу принадлежности «Спаса» к первоначальному убранству Софийского собора говорит и совпадение его размеров с иконой Петра и Павла: 236 × 146; 236 × 147 (подобно тому, как совпадают иконы Юрьева монастыря «Устюжское Благовещение» и «Георгий», в рост: 239 × 142 и 230 × 144).
О первоначальной ширине «Богоматери с младенцем» сейчас судить невозможно. По окладу видно, что древняя икона была шире и при наложении оклада на ныне существующую доску пришлось убрать часть его членений — рапорт с орнаментом между фигурами Предтечи и архангела Гавриила, справа. Возможно, икона была близка по ширине к «Спасу» и «Петру и Павлу».
21 Л. В. Бетин. Указ. соч., стр. 46.
Фреска. Миниатюра. «Золотая наводка». Иконописцы
Помимо праздников софийского иконостаса и известных Васильевских врат22, от эпохи архиепископа Василия остались
Возможно, к этому же кругу относится
О. С. Попова. Новгородские миниатюры второй четверти XIV века. — «Древнерусское искусство. Рукописная книга». Сборник второй. М., 1974, стр. 70–99.26 В. H. Лазарев. Васильевские врата 1336 года, стр. 209.
Художественные связи
Таким образом, в Новгороде при Василии работали фрескисты (гречин Исайя с артелью в церкви Входа в Иерусалим, какие-то мастера в Деревяницком монастыре), иконописцы (софийский иконостас), миниатюристы (Евангелие, ГИМ, Хлуд. 30), мастера «золотой наводки»27. Определенный художественный круг, образовавшийся в Новгороде при Василии, характеризуется ориентацией на византийские палеологовские образцы и в тех случаях, когда работали русские мастера, интерпретация этих образцов выявляла местные традиции, придававшие образу мощную внушительность, а форме — обобщенную декоративность.
27 Упомянем также «владычных паробков», переписывавших книги и украшавших их орнаментом. См. стр. 115–116.
Не исключено, что именно в Новгороде приблизительно в 30-е — 40-е годы XIV в. было написано изображение Богоматери с младенцем, заменившее утраченную живопись XII в. на лицевой стороне двусторонней иконы, где на обороте представлен св. Георгий (сейчас в Успенском соборе Московского Кремля)28. «Богоматерь с младенцем» написана греческим художником, принадлежавшим к совсем иному кругу, чем византийские мастера, работавшие в Новгороде в эпоху архиепископа Василия, к кругу не провинциальному, а близкому к одному из главных направлений византийской художественной культуры29. По лиризму эмоционального строя, с его акцентом на внутреннем состоянии образа, и по артистизму живописи эта икона гораздо больше отвечает духу московской, а не новгородской культуры, и ее художественных контактов. Как известно, митрополит Феогност поддерживал с архиепископом Василием довольно тесные отношения. Если «Богоматерь с младенцем» создана в Новгороде, то не мастером ли из окружения Феогноста? Среди новгородских произведений этот памятник занимает изолированное положение, его появление никак не отразилось на общем строе новгородского искусства. Контраст между «Богоматерью с младенцем» и другими создававшимися тогда в Новгороде произведениями лишь сильнее оттеняет специфику местной художественной жизни.
28 «Живопись домонгольской Руси». [Каталог выставки. Автор-составитель О. А. Корина]. М., 1974, № 10. О происхождении иконы высказано два мнения. По В. Н. Лазареву — это новгородский памятник, попавший в Москву при Иване Грозном (см. В. Н. Лазарев. Новый памятник станковой живописи XII века и образ Георгия-воина в византийском и древнерусском искусстве. — В. Н. Лазарев. Русская средневековая живопись, стр. 62, 64). Между тем Н. А. Демина предполагает, что икона имеет киевское происхождение, а в Москву попала в первой четверти XIV в. при митрополите Петре (см. Н. А. Демина. Отражение поэтической образности в древнерусской живописи (на примере иконы «Георгий-воин» XI–XII веков.) — «Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси». М., 1972, стр. 10). О типе Богоматери см. прим. 76 и кат. № 24, прим. 2.
29 О. С. Попова. Икона «Богоматери Одигитрии» середины XIV в. из Успенского собора Московского Кремля. — «Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1974». М., 1975, стр. 238–251.
Опрощение нового стиля
Судя по некоторым сохранившимся памятникам, стиль, сложившийся в Новгороде к середине века, довольно быстро подвергался примитивизации в руках подражателей30. Однако деятельность мастеров архиепископа Василия должна была явиться важнейшим толчком для поступательного развития новгородской культуры.
30 Ср. миниатюры Евангелия, ГБЛ, Рум. 113. См. кат. № 14, прим. 6.
Произведения круга архиепископа Моисея
Иной, более традиционный окраской отличалась, очевидно, протекавшая приблизительно в то же время деятельность архиепископа Моисея (1325–1329 гг. и 1352–1359 гг.). С его именем, если доверять поздним данным, связана икона «Спас на престоле» (ныне в Благовещенском соборе Московского Кремля). Она была, как сообщает поздняя надпись, прислана Моисею из Москвы в 1337 г., т. е. тогда, когда он удалился от архиепископства и находился в Колмовом монастыре. Почти полностью переписанная, икона все же сохранила старый рисунок, выдержанный в принципах палеологовских изображений Христа на троне31. Но если икона и прислана Моисею, то исполнена была в Москве и не отражает вкусов владыки. Все произведения, созданные в самом Новгороде и имеющие то или иное отношение к его деятельности, носят архаический характер:
При Моисее идет острая борьба за церковную независимость Новгорода от Москвы, утверждается официальный культ местной святыни — иконы Богоматери «Знамение» (в 1354 г. строится Знаменская церковь, в 1363 г. она расписывается). Сепаратизму политической позиции Моисея отвечает своеобразная «фольклорность» созданных в его кругу произведений, ориентация на коренную местную традицию35.
31 Надпись: «В лето миробытия 
[6845], от Рождества же Христова АТЛЗ [1337] сия чудотворная Спасителева икона написана при державе великого князя Иоанна Даниловича Калиты рукою многогрешного Михаила. Поднесена бысть святому владыце Моисею бывшему прежде архимандриту Юрьева монастыря, что в Новегороде, таже в 6834 лето [1326] от святого Петра митрополита московского Великому Новуграду во архиепископы поставленному». Об этой иконе до расчистки см.:
И. М. Снегирев. Памятники Московской древности. М., 1842–1845, стр. 88; «Известия ОРЯС», т. X. СПб., 1862, стлб. 205 (отдельные издания: СПб., 1863, стр. 90; СПб., 1882, стлб. 188); А. С. Орлов. Библиография русских надписей XI–XV вв. М.–Л., 1952, стр. 86, № 121. Икона раскрыта в последние годы А. Н. Барановой. Ее доска, золотой фон и небольшие участки живописи — первоначальные.
32 Г. Н. Бочаров. Прикладное искусство Новгорода Великого. М., 1969, стр. 40–41, рис. 31–32.
33 В. Н. Лазарев, Н. Е. Мнева. Памятник новгородской деревянной резьбы XIV века (Людогощенский крест). — «Сообщения Института истории искусств», вып. 4–5. М., 1954, стр. 145–166.
34 Г. И. Вздорнов. О первоначальной росписи волотовской церкви. — «Византия. Южные славяне и древняя Русь. Западная Европа. Искусство и культура». Сборник статей в честь В. Н. Лазарева. М., 1973, стр. 281–295. Вопрос о времени исполнения алтарных фресок (1352 г. или 1363 г.) и основной росписи Волотова (1363 г. или 1380-е годы) остается пока открытым. Ср. Н. Г. Порфиридов. Следует ли отказываться от летописной даты волотовской стенописи? — «Культура средневековой Руси». Посвящается 70-летию М. К. Каргера. Л., 1974, стр. 186–188.
35 Ср.
«Житие Моисея» см. в «Кратком летописце новгородских владык» (ПСРЛ, т. III, СПб., 1841, стр. 228) и в редакции XV в. («Памятники старинной русской литературы», изд. Г. Кушелевым-Безбородко, IV. СПб., 1862, стр. 10–15).
Даже если учесть, что для характеристики художественных вкусов Моисея и для его противопоставления Василию мы имеем слишком мало данных, то сам обзор сохранившихся произведений позволяет предположить существование в 30-х — 50-х годах XIV в. в Новгороде двух больших художественных потоков. Один из них обнаруживает интерес мастеров к новациям, другой — приверженность традиции.
| ← Ctrl пред. | Содержание | след. Ctrl → |