Наверх (Ctrl ↑)

Смирнова Э. С.

Живопись Великого Новгорода. Середина XIII — начало XV века


← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →

Первая половина и середина XIV в.

Памятники основных направлений (кат. № 6–7)

         
с. 70
¦
К сожалению, от первой половины XIV в. сохранилось лишь два памятника, которые бесспорно происходят из самого Новгорода, а не из провинциальных районов, и которые можно с уверенностью считать произведениями местных иконописцев, а не приглашенных мастеров (что приходится утверждать по отношению к праздникам софийского иконостаса).

        В сопоставлении этих двух произведений обнаруживается та же сложность течений в иконописи, наличие передовой и архаической струи, как и во всей художественной жизни Новгорода того времени.

«Георгий», из Юрьева монастыря (кат. № 6); илл. на стр. 71, 276

        Одна из икон — «Георгий» из Юрьева монастыря (ГТГ). Сохранившаяся ее живопись неодновременна: силуэт, пропорции, поза святого принадлежат XII в.; между тем часть одеяний и, главное, лик написаны в XIV в. взамен утраченной первоначальной живописи. Неизбежный контраст столь различных художественных эпох смягчен в этой иконе тактичностью древнего иконописца-«реставратора», однако своеобразие дополнений выступает явственно. Лик Георгия по сравнению с памятниками как XII в., так и особенно XIII в. имеет иное строение. Его черты — более мелкие, чем прежде, а их рисунок — не размеренно симметричный, геометрический и статичный, но приближен к естественным нормам. Внутренняя жизнь, передаваемая им, соизмерима с реальным человеческим миром. Высокий, энергично вылепленный рельеф обладает самостоятельной красотой пластики, цветовой фактуры, светотеневых контрастов. Это соответствует особенностям раннепалеологовской живописи первой трети XIV в.36. Однако совершенно новый для местной иконописи образ не есть простая реплика византийского; он интерпретирован в духе новгородской художественной культуры. Именно новгородской является активность и энергия лика, переданная и напряженной посадкой головы, и резко скошенным взглядом, и подчеркнутыми контрастами света и тени, и сочетаниями интенсивных, но темных по общей тональности красок: зеленые тени, коричневатые охры, киноварь.

36 О. С. Попова. Новгородская живопись раннего XIV в. и палеологовское искусство, стр. 256–266, особенно стр. 265.

«Борис и Глеб», из Зверина монастыря (кат. № 7); илл. на стр. 277–279

        Если относящаяся к XIV в. живопись «Георгия» составляет русскую, новгородскую параллель раннепалеологовскому искусству, то в «Борисе и Глебе» из Зверина монастыря (ГИМ) преобладают архаические черты. Цельностью упрощенных силуэтов, массивностью неподвижных фигур, плоскостной раскраской одеяний икона еще целиком принадлежит традициям предшествующего столетия. Правда, в типах ликов и их более свободной и мягкой моделировке видны, хотя и слабые, отзвуки знакомства с новым стилем XIV в. (ср. лик Глеба с иконой Димитрия Солунского начала XIV в. из монастыря Ватопед на Афоне)37.

        Крупные, мощные фигуры князей, с их одинаковыми силуэтами, позами и жестами, производят впечатление силы и стойкости. Если известная среднерусская икона того же сюжета из бывшего собрания Н. П. Лихачева (ГРМ), сравнительно близкая по времени к «Борису и Глебу» из Зверина монастыря, своим композиционным ритмом и рисунком передает не только мужество, но и известное изящество персонажей, их бестелесную одухотворенность, то в новгородском памятнике энергично подчеркнута монументальная внушительность святых, воспринимаемых как защитники города и покровители войска. См. илл. на стр. 179 Аналогию новгородскому произведению составляет не среднерусская икона, а «Борис и Глеб» из бывшего собрания Харитоненко (Киевский музей русского искусства), принадлежащая, видимо, к тверскому художественному кругу. с. 70
с. 72
¦

См. кат. № 16, 20; илл. на стр. 320, 321, 329–331

        Образы этих святых князей не раз повторялись в новгородской живописи на протяжении XIV в.: храмовые иконы для многочисленных церквей и приделов, посвященных Борису и Глебу. Сохранилась, например, икона последней четверти XIV в. (около 1377 г.) в Новгородском музее, с конными изображениями. Иная по иконографическому типу и художественному строю, написанная в духе искусства развитого XIV в., обладающая артистической «отделанностью» и аристократизмом, эта икона, тем не менее, подчеркивает мотив воинского культа, мужество и суровость образа, продолжая характерную новгородскую традицию изображений Бориса и Глеба, у начала которой стоит памятник из Зверина монастыря.

См. кат. № 6; илл. на стр. 71, 276
См. кат. № 7; илл. на стр. 277–279

        Надо полагать, что в первой половине XIV в. в Новгороде работали как те иконописцы, чье творчество было адекватно произведениям лучших греческих мастеров эпохи (таков мастер, переписавший «Георгия» из Юрьева монастыря), так и художники, вышедшие из традиций местного искусства XIII в. (создатель «Бориса и Глеба» из Зверина монастыря).

Городские и монастырские иконописцы

        Относительно того, где концентрировались тогда кадры иконописцев, можно строить лишь очень осторожные предположения: документальных сведений не осталось. Вероятно, свои художники были в древнем, прославленном и богатом Юрьеве монастыре. Недаром в последней четверти XIII в. и на протяжении первой половины XIV в. его настоятели играли большую роль в церковно-политической жизни города, а отчасти и в городском строительстве. Еще в 1274 г. архиепископ Далмат, умирая, предложил в качестве своих преемников две кандидатуры: Климента и юрьевского игумена Иоанна. См. кат. № 6; илл. на стр. 276 В 1296 и 1297 гг., отстраивая Детинец, архиепископ Климент соорудил надвратную церковь Воскресения, а игумен Юрьева монастыря Кирилл, не отставая от архиепископа, — надвратную церковь Преображения на воротах Детинца «от Людина конца». В 1299 г. Кирилл, названный уже архимандритом, возглавил весь архиерейский чин при погребении Климента. В 1310 г. Кирилл строит Успенскую церковь в Колмове. Сам архиепископ Моисей, избранный в 1325 г., видный персонаж новгородской истории, был до владычества архимандритом Юрьева монастыря, откуда удалялся в зависящий от Юрьева Колмов. Заметной фигурой в политической жизни Новгорода был и архимандрит Есиф (ср. события 1337, 1338, 1342 гг.); в 1345 г. он отремонтировал Георгиевский собор, что охарактеризовано летописью в весьма торжественных выражениях38. Храмовую икону Георгия из Юрьева мог поновить монастырский художник или иконописец архиепископа.

        О кадрах архиепископа Василия — иконописцах, миниатюристах, мастерах золотой наводки — мы знаем по оставшимся произведениям, а о фрескистах — по летописным сведениям 1338–1339 гг. и 1348 гг. (см. выше, стр. 64). Известия об архиепископских мастерах более ранних лет, когда, скорее всего, был поновлен «Георгий» и написана икона Бориса и Глеба, содержатся в «Повести о посаднике Щиле». Правда, верить такому источнику можно лишь с оговорками: легенда записана в XV в., хотя и на основании устных преданий о событиях 1310 г. Герой «Повести» — «посадник Щил», а по летописи — «Олоний мнех, нарицаемый Сшкил». Описывая перипетии постройки им Покровской церкви, «Повесть» рассказывает, что тогдашний архиепископ «повеле иконописцем написати вапы на стене видение, поведающе о брате Щиле во адове дне». В последующих фразах упоминается эта роспись: «стенное писание», «надстенное писание»39.

39 И. П. Еремин. Указ. соч., стр. 123–126, 128, 131, 133, 136, 138, 144–145, 147.

См. кат. № 6; илл. на стр. 71

        Новгородские произведения того времени были различны не только по стилевой ориентации, но и по художественному уровню. Живопись «Георгия» первой трети XIV в. принадлежит к лучшему из того, что было с. 72
с. 73
¦
создано новгородскими иконописцами на протяжении всего столетия. Может быть, лишь неполная сохранность памятников мешает по достоинству оценить этот период собственно новгородского искусства. с. 73
 
¦



← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →