Наверх (Ctrl ↑)

София Премудрость Божия. Выставка русской иконописи XIII–XIX веков из собраний музеев России: [Каталог]


← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →

Раздел 4. Богородица — Дом и Храм Премудрости. Кат. №№ 41–59

         
с. 136
¦
Образ Девы Марии, ставшей телесным Домом для Христа — воплощенного Логоса, Премудрости Божией, приуготовившей в ней одушевленный Храм Своего Тела, — является ключевым в понимании тайны человеческого спасения и создания христианской Церкви. Почитание Девы Марии и вера в нее в православной Церкви зафиксированы в самом символе Первого Вселенского Никейского собора: «Верую во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия... воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася...» Поэтому ни православное богословие, ни созерцание Христа — воплотившегося Логоса невозможны без понимания места Божией Матери в «домостроительстве» спасения. Не удивительно в связи с этим, что и изображения Богородицы занимают такое важное место на протяжении всей истории христианского искусства и иконографии. Более того, сама возможность существования иконы объяснялась и доказывалась историческим бытием реальной Девы Марии, давшей истинную человеческую плоть своему Сыну и послужившей тем самым воплощению Бога (подробно об этом см. в разделе 3). Столь же неразрывными с ее именем оказались богословские понятия Дома и Храма Божьего, нашедшие свое наиболее глубокое символическое и поэтическое выражение в христианской гимнографии, а зримое воплощение — в иконописных изображениях.

        Занимая определенное историческое место и таинственно соединяя собой Ветхий и Новый Завет, Мария как благочестивая иудейская дева, еще целиком принадлежащая истории ветхозаветного времени, дочь Сиона, как олицетворение народа Божия, становится «рабой Господней», матерью Иисуса и началом Нового Завета и, наконец, образом Церкви на земле. Эта причастность и Ветхому, и Новому Завету определила ее выдающуюся роль как Девы, в которой свершились все древние пророчества и исполнились мессианские ожидания народа израильского, и как Богородицы, ставшей началом нового завета с Богом и надеждой на окончательное единение с Ним преображенного человечества. Мария, являясь дочерью «народа избранного» и как его лучшая представительница, была избрана Божественным промыслом для того, чтобы стать «одушевленным Храмом Премудрости». Она послужила явлению Бога на земле и стала главной посредницей между Христом и спасаемыми им людьми — соединила собою небо и землю.

        В истории Ветхого Завета важным и священным было понятие Дома Божьего. Даже построение обычного дома, места человеческого жития, иудеи рассматривали не просто как возведение его стен, но, в первую очередь, как основание очага и заведение потомства (отсюда и выражение «Дом Давидов»), строительство же его было уделом не только людей, но и самой мудрости (Притч. 14 : 1), делом божественным: «если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строющие его» (Пс. 126 : 1). К каждому человеку, согласно библейским воззрениям, прилагали понятие дома, оживотворенного дуновением Бога (Быт. 2 : 7), но сутью всей ветхозаветной истории человечества было ожидание Мессии и мечта о вечном Доме для избранных (Ис. 65 : 21). Идеей строительства этого Дома пронизаны все книги Ветхого Завета, начиная с истории выведения евреев из «дома рабства» и переселения их в землю обетованную, которую Бог рассматривал и как жилище Своего народа, и как «Свой Дом», и до таинственного появления Премудрости Божией, создающей свой Дом и призывающей людей войти в него (Притч. 8 : 31, 9 : 1–6). Так постепенно соединялись воедино понимания дома как реального жилища и Дома как места духовного единения людей и Бога. Собирание всех двенадцати колен народа израильского вокруг скинии, в которой обитал Бог, привело к идее создания Храма. Его намеревался построить Давид, перенесший в Иерусалим Ковчег Завета, но Бог ответил ему, что сам хочет воздвигнуть ему вечное потомство: «Устрою тебе Дом» (2 Цар. 7 : 27).

        Со времени этого нового мессианского пророчества взоры Израиля были обращены к будущему: отныне Бог поддерживал и вел свой завет с народом через царский дом Давидов. Связь, установленную между Ковчегом — местом божественного присутствия, в Талмуде именуемом «Шекина», и Христом, далеким потомком Давида, которого по исполнении времени назовут «Сыном Давидовым» (Мф. 1 : 1), воспевает псалом 131: «Клялся Господь Давиду в истине, и не отречется ее: «от плода чрева твоего посажу на престоле твоем. Если сыновья твои будут сохранять завет Мой и откровения Мои, которым Я научу их: то и их сыновья во веки будут сидеть на престоле твоем» (Пс. 131 : 11–12). Важнейшим пророчеством, обращенным к царственному дому Давидову, причем в то время, когда род его уже не отличался ни силой, ни внешним процветанием, были слова пророка Исаии. Он возвестил не только о продолжении рода Давидова и сохранении царства, но и о таинственном происхождении из него Спасителя Мира: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7 : 14). Эти слова стали основой одного из важнейших иконографических типов Богородицы, получившего название «Богоматерь Знамение» или «Богоматерь Воплощение» (кат. № 22, 41), а размещение этого образа на иконах между пророками зримо напоминало об исполнении ветхозаветных пророчеств и свершении божественного обетования. Поэтому икона «Богоматерь Воплощение», представляющая собой поясное изображение Девы Марии, в лоне которой изображен благословляющий Спас Эммануил, стала центральной иконой пророческого чина иконостаса. Важно отметить, что Деву Марию окружают те пророки, которым принадлежат наиболее важные высказывания о воплощении Логоса и девстве Богородицы, но фигуры царей «Дома Давидова» Давида и его сына Соломона всегда оказываются по сторонам центрального образа, как, например, на иконе «Пророческий чин» XVI века (кат. № 41). Этим подчеркивается не только преемственность Марии, происходящей из рода Давидова, но и царское величие рожденного ею Младенца, а придание ему облика Спаса Эммануила демонстрирует истинность слов Исаии: Эммануил — образ нетленной божественной с. 136
с. 137
¦
плоти, юный Иисус, чье человечество соткано из тела и крови Девы Марии, ставшей одушевленным Храмом Божественной Премудрости. Христос облекается в Храм своей Матери, которая неразрывно пребывает с Сыном: «Всевинная и подательная жизни, безмерная мудрость Божия созда храм себе от чистая и неискусомужныя матере: в храме бо телесно оболкийся, славно прославился Христос Бог наш» (канон Козьмы Маиумского на Великий четверг). На иконе юный Иисус изображен в складках ее широкого мафория, как в евхаристической чаше, образуемой поднятыми в молитве руками Богоматери Оранты: создается зримый образ Церкви, того Дома, в который его строитель и глава Христос — София Премудрость Божия призывает на пир праведных.

        Идея предвечного Божественного замысла о появлении Марии среди человечества и «уготовании» ее для воплощения Господа пронизывала, согласно христианской экзегезе (толкованиям), все священные книги Ветхого Завета. Поскольку жизнь Марии рассматривалась как предуготовление к спасительной миссии Христа, а ожидание Мессии было средоточием веры древних иудеев, то, по мысли древних христианских богословов, многие пророчества Ветхого Завета были связаны с Богородицей. Как бы в зримых образах предсказывались и раскрывались тайны Божественного промысла: ее происхождение из царственного рода Давидова, приснодевство, человеческое и нравственное совершенство. В них заключены были основы почитания ее как самой славной и величественной представительницы человеческого рода.

        Прообразовательные сюжеты Ветхого Завета, переданные поэтической формой библейских текстов, оказали большое влияние на символику образов христианской иконографии. Особую роль в формировании таких композиций сыграли иллюстрации к книгам Ветхого Завета, в первую очередь Псалтири, к тем ее стихам, которые истолковывались как пророчества о Богоматери. К библейским прообразам восходят многочисленные эпитеты Богородицы, ставшие основой византийских и древнерусских песнопений, гимнов, акафистов и похвальных слов, написанных в ее честь и, в свою очередь, определивших метафорический язык средневекового изобразительного искусства.

        Многие из представленных на выставке икон также могут быть соотнесены с определенными литературными источниками. С книгами великих и малых пророков связаны, например, изображения «Похвалы Богоматери» (кат. № 119), основанные на тексте «Канона пророкам» Германа патриарха Константинопольского (VIII в.): «Свыше пророцы тя предвозвестиша Отроковице: стамну, жезл, скрижаль, кивот, свещник, трапезу, гору несекомую, златую кадильницу и скинию, дверь непроходную, Палату и лествицу и престол царев». Все перечисленные здесь пророчества и прообразы Богородицы послужили символической темой отдельных изображений и целых иконографических типов. Другие иконы являются образным отражением текстов книг Бытия, пророков Иезекииля, Даниила, Премудрости Соломона, Псалтири и Песни песней Соломона (Песн. 44, 130, 137 и др.). Отдельные сюжеты могут рассматриваться лишь как символическое отражение, намек на соответствующие им прообразы.

        Вслед за византийской литературной традицией средневековое искусство, переосмысливая символику Ветхого Завета, в зримых образах раскрывало важнейшие догматические понятия, которые Церковь связывала с личностью Богородицы. Образы «Неопалимой Купины», «Лествицы», «Орошенного руна», «Врат затворенных», «Горы тучной» понимались как символы, прообразующие девство Марии, не разрушенное родами, и человеческую природу, не разрушенную, «не опаленную» присутствием Бога.

        Широкое распространение сложной по замыслу символико-аллегорической иконографии «Богоматерь Неопалимая Купина» (кат. № 43) связано с текстом ветхозаветной книги Исход (Исх. 3 : 1–8), повествующей о явлении пророку Моисею в пустыне Бога, говорящего из горящего куста купины. Куст, из которого Бог говорил с Моисеем, символизировал Богородицу, родившую Бога Слова. Не случайно в нарративных сценах видения Моисеем горящей купины среди пылающего куста чаще всего изображали образ «Богоматери Знамения», или «Воплощения», как наиболее емкого образа Богоматери — Храма воплощенного Логоса. Зримый образ объятой пламенем и не сгорающей купины соотносили с Богородицей и нетленностью ее девственного чрева, принявшего божественное естество Логоса и оставшегося невредимым («чрево, ясно прообразованное несгораемою купиною»). Так представлена эта сцена и на иконе «Богоматерь Неопалимая Купина» конца XVI века из Соловецкого монастыря (кат. № 43). Софийная тема в ней передана не только многочисленными ветхозаветными символами-уподоблениями Богородицы, но и ярко выраженной восьмиугольной формой «славы» Богоматери, Дома Премудрости, состоящей из двух пересекающихся ромбов, знаменующих собой Вселенную и Силу Божью. Мысль о Марии как о Храме воплощенного Логоса усилена здесь образом Небесного Иерусалима, в стенах которого изображен Христос в царской короне. Этот символ соединяет ветхозаветные мессианские пророчества о создании вечного Дома праведников, куда, смиренных и сокрушенных сердцем, введет на пир Премудрость Божия, и новозаветное учение Церкви о Новом Храме, Небесном Иерусалиме, месте вечного блаженства верных. На рассматриваемой иконе Богоматерь прижимает к своей груди (вместо образа Спаса Эммануила) символическое изображение Горнего Града, поскольку ветхозаветное пророчество и новозаветный образ рассматривали Деву Марию как олицетворение Нового Храма. Вместе с ним она держит еще два атрибута — лестницу и гору. Первый из них получает объяснение в нижней правой композиции иконы, иллюстрирующей таинственное видение патриархом Иаковом лестницы, «утвержденной на земле и верхом достигавшей неба» (Быт. 28 : 12), также послужившей одним из прообразов Богородицы, воспевавшейся Церковью как «лествица, возвысившая всех от земли благодатию, лествица небесная, ею же сниде Бог».

        Под влиянием богословских комментариев на тексты видения Иакова (Быт. 28 : 11–22) о камне, который «будет Домом Божиим», и толкование сна библейского царя Навуходоносора, данного пророком Даниилом (Дан. 2 : 27–46), сложилась иконография иконы «Богоматерь Гора Нерукосечная». Эту таинственную гору видел также пророк Аввакум (Авв. 3 : 3), он обычно изображается на иконах с ее атрибутом (кат. № 44, 137), но особое значение имеет пророчество Даниила, «умудренного Божиим откровением Господа», «...дающего мудрость мудрым и разумение разумным» (Дан. 2 : 21) и разъяснившего сон царя Навуходоносора. Последний увидел во сне камень, оторвавшийся от горы без помощи рук, разбивший истукана и истребивший четыре царства, а сам ставший великой горой. Это видение понималось в богословии как прообраз Богоматери, «без рук отделившей» Христа и положившей начало Спасению: «Камень нерукосечный от несекомыя с. 137
с. 138
¦
горы, Тебе, Дево, краеугольный отсечеся, Христос, совокупивый разстоящаяся естества». Символическое осмысление Богородицы как «горы тучной, усыренной Духом» (т.е. орошенной благодатью Святого Духа) соотносится со стихами 16–17 псалма 67: «гора, юже благоволи Бог жити в ней». Образ символической горы как Дома Божьего и Храма соединялся с мыслью об Иерусалимском храме на горе Сион, который уже с IX века отождествлялся в миниатюрах Псалтирей с образом «Богоматери Воплощение» (например, в иллюстрации к псалму 77 : 68–69 в Хлудовской Псалтири1), а само ее изображение сопоставлялось с идеей идеального Города-Храма, Небесного Иерусалима. Не случайно на иконе «Богоматерь Гора Нерукосечная» 1560-х годов из Соловецкого монастыря (кат. № 44) столь настойчиво звучат райские мотивы диковинных побегов, трав и цветов, тучной нивы, «растящей многоплодие», и лозы, «возделывавшей грозд зрелый». Рай как прекрасное жилище первых людей, описанный в Книге Бытия, и как духовное состояние благодатного общения с Богом византийские богословы рассматривали в качестве одного из прообразов Марии — «одушевленного Рая», в себе «невозделанно взрастившего Христа» — Древа жизни, растущего посреди райского сада. Но если библейский рай, земной Эдем был лишь местом, в котором обитали Адам и Ева и где начинался путь человечества, то величественная эсхатологическая картина завершения этого пути — рай как образ торжества и вечного блаженства спасенных праведников. Метафорический язык литургической поэзии постоянно уподоблял Богородицу «чертогу Бессмертия», «одушевленному престолу Царя Небесного», «палате небесной, вместившей невместимое небо», ее называли «тайных цветов прекрасным сущим раем». По словам Иоанна Дамаскина, покорная воле Божией Богоматерь «ввела человечество в мир бессмертия». Смирение Пречистой Девы Марии, взрастившей в себе Древо Жизни — Христа, противопоставлялось непослушанию Евы, по вине которой было утрачено райское древо жизни и потеряна вечная обитель. Таким образом, в личности Богоматери реализовывалось ветхозаветное ожидание Вечного Дома праведных.

1 Щепкина М. В. Миниатюры Хлудовской Псалтири. М., 1977. Л. 79.

        Важным иконографическим мотивом рассматриваемой иконы служит богато украшенный орнаментами трон, небесный престол или «царево седалище», на котором восседают Богоматерь и ее Божественный Сын, он напоминает об одре Соломоновом «Песни песней» и престоле вечной славы Бога Царя и Царицы, в «ризах позлащенных одеянной» (Пс. 44 : 10–11).

        Поэтическая и выразительная форма библейских текстов оказала большое влияние на создание символической иконографии «Богоматерь Дверь Небесная», представленной на выставке иконой конца XVI века (кат. № 45). Восходящая к пророчеству Иезекииля: «ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь, Бог Израиля, вошел ими, и они будут затворены» (Иез. 44 : 2) и к созданным на его основе гимнографическим метафорам символика «заключенных врат» толковалась экзегетами как образ Девы Марии — Врат Логоса, сохранившей приснодевство и после рождения Иисуса. Мотив «затворенных врат» становится символической частью Храма, «вместившего невместимого», и пронизывает всю гимнографическую поэзию: «Радуйся, двере едина, ею же Слово пройде едино», «Радуйся, честнаго таинства двери». Он же напоминает о божественной природе Христа, трижды прошедшего сквозь затворенные двери, не нарушив затворов, указывающих на таинство воплощения Логоса: «Дверь жизни есть вход при всех дверях заключенных... Он один родился, не нарушив врат девства, как вошел внутрь дома, не открыв затвора, как восстал из гроба, оставшемся заключенным» (Прокл Константинопольский). Иконография эта связана и с текстом тропаря, читаемого в церкви во время Великого поста. Соотнесение фигуры Богоматери Оранты, емкого символа Церкви, с формами реального храма, на фоне которого она стоит на святительском амвоне и в конхе которого, как на лоне Богоматери Знамение, помещено в медальоне изображение Христа Эммануила, создает зримые образы Богоматери — Храма и Дома Господня, ассоциирующегося с Девой Марией — телесным вместилищем Бога. Пронизанные светом архитектурные формы здания — «чертог света», дважды повторяющийся мотив узких «тесных» врат по сторонам Оранты заставляют вспомнить, что пророчество Иезекииля в качестве паремийного чтения включалось во все последования служб богородичных праздников и определило собой образы многих стихир, исполнявшихся в их кануны: «ибо чертог света и книга слова жизни произошла из чрева; и дверь, обращенная к востоку, ожидает входа Первосвященника, одна вводящая и одного Христа во вселенную на спасение душ наших» (стихиры самогласны).

        Напомним, что и живописное убранство Царских врат, ведущих в алтарь Святая Святых храма, всегда включало изображение Богородицы (кат. № 53), также восходило к образу обращенных на восток «дверей заключенных», которыми в виде святых даров на литургии входит Господь Бог — Царь Славы. Согласно этому, в песнопениях Богородица воспевается как «Дверь спасения», «Райских дверей отверзение».

        Уподобление Марии как «истинного дома» Христа образу Храма, вместившего Божественную Премудрость, берет свое начало в строках Книги Притчей Соломоновых: «Премудрость созда Себе дом и утверди столпов седмь» (Притч. 9 : 1). Поскольку это место Священного Писания также относили к пророчеству о воплощении Логоса — важнейшего догматического понятия христианства, оно читалось в качестве паремийного чтения во время служб всех богородичных праздников. Поэтому и изображения икон «Софии Премудрости Божией» тоже оказывались неразрывно связанными с образом Богородицы, что подчеркивалось и празднованием чудотворных софийных икон Новгорода и Киева в дни Успения Богоматери и ее Рождества. В этой паремии говорится о Божественной Премудрости (о Боге) как устроительнице Царства Божия и Церкви на земле. Под «домом Божиим», созданным Премудростью, отцы Церкви понимали Церковь Нового Завета, созданную Сыном Божиим через его воплощение и смертную жертву. «Домом Божиим» называет Церковь апостол Павел (1 Тим. 3 : 15). Утвержденный на семи столпах, он казался прочным и крепким, поскольку число семь служило символом полноты и совершенства.

        В жизни Церкви это число становится священным, оно обнимает собой дары Святого Духа, семь Вселенских соборов и семь таинств. Изображаемая в паремии обильная трапеза, навеянная образами ветхозаветных животных жертв и растворенного водой вина, служит прообразом евхаристической трапезы, брачного пира Жениха и Невесты Христовой — Церкви. «Высокое проповедание» Премудрости напоминает о проповедниках Слова Божия, призывающих насладиться благами Церкви — истинным познанием и благочестием как залогом вечной жизни. с. 138
с. 139
¦

        Эти идеи лежат в основе всех икон «София Премудрость Божия», представленных на выставке (кат. № 1, 14, 46, 48, 64, 98, 120). Итак, можно сказать, что в образе Богоматери акцентировались два основных аспекта, нераздельно слитых друг с другом, — Богоматерь Дом, т.е. вместилище Премудрости, и Богоматерь Храм тела Христова.

        ***

        Так, «пронареченная от родов древних» земная Пренепорочная Дева должна была в определенное Богом время родиться на земле от праведных родителей из Богом уготованного рода Давидова, чтобы стать Матерью Сына Божия по плоти: «от всех родов предъизбранная в жилище всех Царя и Зиждителя Христа Бога» (стихира). По божественному промыслу, в рождении своем Мария соединила величие царского и высоту архиерейского происхождения, ибо по отцу своему Иоакиму она принадлежала роду Давидову, а по матери Анне — священническому роду Ааронову, тем самым мистически подготовив царство и священство Своего Сына, Царя Небесного и Великого Архиерея.

        Канонические Евангелия и Деяния апостолов сообщают лишь немногие сведения о жизни Богоматери (Мф. 1 : 16; Мк. 3 : 31; Лк. 1 : 26–56; Ин. 19 : 25; Деян. 1 : 12–14). Более определенно и подробно история ее жизни изложена в преданиях и апокрифических текстах, среди которых важное место занимает Протоевангелие Иакова. В нем рассказывается история чудесного рождения Марии от неплодных родителей Иоакима и Анны, посвящения ее еще ребенком Богу, введения во храм и пребывания там до достижения двенадцатилетнего возраста. Далее Протоевангелие повествует об обручении Марии старцу Иосифу, также происходившему из племени Давидова, и их скромной жизни в Назарете. О благовестии архангела Гавриила Деве Марии, чудесном зачатии и рождении ею Спасителя говорится в Евангелии (Лк. 1 : 26–38). Евангелисты упоминают о Богородице в рассказе об обрезании младенца, принесении его в Иерусалимский храм, бегстве в Египет и возвращении в Назарет. Согласно каноническим текстам, Мария присутствовала при чуде Христа в Кане Галилейской, где она ходатайствовала перед Сыном за новобрачных, не имевших вина. Наконец, мы видим скорбящую и страдающую Богородицу стоящей у подножия креста, где ее материнской заботе поручил Христос своего любимого ученика Иоанна. События ее последующей жизни неизвестны: конец земного пути Марии связывают то с Эфесом, куда переселился Иоанн Богослов, то с Гефсиманией и горой Сионом. О смерти Марии и ее вознесении подробно рассказывают анонимные апокрифические сочинения V–VII веков и «Слова», приписываемые Иоанну Богослову и Андрею Критскому. И канонические, и апокрифические источники, при всей их краткости, неизменно подчеркивали человеческое совершенство Пречистой Девы, ее глубочайшее смирение и покорность воле Божией.

        Важнейшие события земной жизни Богородицы ежегодно вспоминаются в дни посвященных ей праздников: Зачатия Иоакима и Анны (22 декабря), Рождества Богоматери (21 сентября), Введения во храм (4 декабря), Благовещения (7 апреля), Рождества Христова (7 января, христологический праздник, также прославляющий Марию) и Успения Богоматери (28 августа). Каждому из них соответствует определенный живописный образ, отразивший как евангельское повествование, так и тексты богослужения этого дня.

        Поэтическая форма церковных песнопений, исполнявшихся во время богослужения в дни церковных праздников и обладавших ярким метафорическим языком, оказала большое влияние на характер соответствующих им живописных образов. Гимнографические произведения — каноны, стихиры, кондаки и песни — прославляли события Священной истории, раскрывали их сокровенный духовный смысл. Сопровождавшие службы уставные чтения, слова, проповеди и святоотеческие толкования объясняли символическое, литургическое и богословское значение каждого праздника как одного из этапов Божественного Домостроительства. Чтение паремий — определенных текстов Ветхого Завета — показывало глубокую прообразовательную связь празднуемого евангельского события с древними событиями.

        Но помимо этой хронологической канвы становления человеческой личности Марии, вся история ее земной жизни рассматривалась отцами Церкви как последовательное возрастание, т.е. духовное совершенствование, тела Богородицы, будущего «одушевленного храма» для невместимого Бога, его освящение, восхождение от земли к небу. Вместе с тем, описывая подробности детства, отрочества, юности Марии, церковные богослужебные тексты всякий раз подчеркивали проявление божественного промысла в ней, как в «сосуде избранном», «чертоге бессмертном», «новой скинии», «ковчеге живом», «палате обширной», «украшенном престоле».

        Тема «дома» и «храма» Премудрости становится ключевой в церковных службах, посвященных каждому из богородичных праздников. Очень выразительно эти мотивы проявляются на соответствующих им иконах, образный язык которых построен на сопоставлении реальных архитектурных форм палат, храма, дома и символических толкований изображаемых в сценах действ, т.е. используется прием так называемого скрытого цитирования. Так, в иконе «Встреча Иоакима и Анны» (кат. № 51) фигуры обнявшихся родителей Марии представлены на фоне дверного проема большой купольной церкви, символа созидающего «храма Премудрости», а сам ветхозаветный текст служит главным паремийным чтением праздника. Тексты службы на день Зачатия Иоакима и Анны указывали особую предызбранность Марии, святость, обнаруженную уже при ее рождении: «Сегодня неплодная Анна рождает Богоотроковицу, предъизбранную из всех родов в обитель Царя всех и Создателя Христа Бога, во исполнение Божественного Домостроительства» (стихира). Мотив чаши с животворящим вином, сосуда, который Премудрость приготовила для своего Пира, неоднократно повторяется на иконе «Рождество Богоматери» начала XVII века (кат. № 52): это и купель Марии, и живоносный источник, напоивший все человечество, и сосуд в руках Бога-Творца. Престол за фигурами ласкающих младенца Марию богородителей и высокие светлые палаты напоминают тексты стихир богослужения праздника о появлении нового престола и нового неба для Божества: «От неплодной происходит прекраснейший чертог, высочайший Божий престол, на котором воссел Пресущественный» (богородичен), «Сделалась храмом и палатой Царя Та, в которой Пресущественный, устроив для себя жилище, делает верных жилищем Святой Троицы» (канон, глас 4).

        Особое значение Церковь придает празднику Введения во храм, которое было делом высочайшей важности не только в жизни Марии, но в истории спасения всего рода человеческого, ибо с него начинается приуготовление «чистейшего сосуда», «приятелища» для невместимого Бога. В то время Иерусалимский храм был единственным освященным местом на земле, где незримый с. 139
с. 140
¦
Бог пребывал среди людей. Туда и приводится живой Храм Божий, происходит вселение Девы Марии в храм. Введенная в Святая Святых храма, она как «живой одушевленный кивот Бога Живого» восполняет собой уже отсутствующий к тому времени ветхозаветный Ковчег Завета: «освященная скиния и одушевленный кивот, вместившая невместимое Слово» (стихира). Образы Святая Святых раскрываются и получают в Богородице новое осмысление, наполняясь новым содержанием: «Вошла во временная Святая Святых — Вечная Святая святых, вошла нерукотворная Скиния Слова, одаренный разумом и одушевленный Кивот» (Григорий Палама). С этого момента начинает упраздняться сила ветхозаветного храма как единственного места встречи человека с Богом. Мария становится Храмом храма и приемлет на себя всю силу храмового освящения: «Будучи высшим небом, храмом и чертогом, Ты, пречистая, возложена в храме Божием приготовиться Ему в Божественное жилище для Его пришествия». На иконах «Введения во храм» всегда подчеркивали и акцентировали сам момент входа Богородицы во храм, нередко превращаемого мастером в торжественное ритуальное шествие. Таким оно и представлено на иконе XVI века (кат. № 53).

        Вся образная символика темы Богородицы — Дома, Храма Премудрости находит свое логическое завершение в последовании службы Успения. Основная мысль праздника о принятии небесными селениями Марии — «одушевленного неба», светло украшенной, как невеста, предстающая Царю и Богу, соединяется с торжественным образом пира Премудрости: «Ныне Рождшая Премудрость по плоти предлагает всю Себя как бы уготованную, тайную и небесную трапезу в роскошный пир любомудренно, мысленно приобщающимся Божественнаго. Она показует из себя самой, каков Она храм мудрости и представляет из себя как бы святую трапезу. Трапеза сия столь велика, что понесла во чреве своем всецело хлеб жизни, самого Господа нашего Иисуса Христа, эту вечную жизнь» (Андрей Критский). На иконах, как, например, в «Успении Богоматери» 1621 года (кат. № 56), мотив Марии-Ковчега-Трапезы подчеркивался нарочито выделенным большим ложем, на котором возлежит ее усопшее тело, а также сценой с отсечением рук безбожного Авфонии, который, согласно апокрифическим текстам, пытался опрокинуть одр Богородицы. Отсечение его рук архангелом Михаилом служит аллюзией на историю с Озой (2 Цар. 6 : 6, 8), пораженным смертью за то, что осмелился прикоснуться к Ковчегу Завета во время перенесения его на Сион.

        Вместе с провозглашением истины Богоматеринства в древней иконографии появился торжественный образ Богоматери — Царицы мира, Владычицы Вселенной, восседающей на троне и держащей на коленях Богомладенца. Как универсальный образ Спасения этот тип получил широкое распространение в византийских храмовых росписях, где он часто использовался в декоре центральных апсид. Изображая Богородицу на престоле, держащую перед собой Младенца, наиболее полно выражали символику ее как Храма — «вместилища невместимого», алтаря-трапезы и престола — места обитания воплощенной Премудрости: «на разумных престолех почиваяй, престол свят на земли Себе предуготова» (стихира). Младенец, нередко изображенный с высоко поднятой благословляющей рукой и в архиерейских одеждах, являл собой Архиерея, освящающего и тело Богородицы — истинный Храм своей плоти, и ту реальную земную церковь, в которой находился его живописный образ. В Византии этот тип называли «Панахранта», уподобляя его одному из эпитетов Пресвятой Девы — «Пренепорочная», или «Богоматерь Кипрская» — по месту прославления одной из особо чтимых икон такой иконографии. На Руси тип «Богоматери на троне» более всего был известен как «Богоматерь Печерская» — по древнему чудотворному образу Киево-Печерского монастыря. Однако древняя композиционная схема использовалась и при создании храмовых богородичных икон, как, например, «Богоматерь с младенцем на престоле» XVI века (кат. № 49) или XVII века (кат. № 50), и более сложных иконографических композиций, таких как уже рассмотренная «Богоматерь Гора Нерукосечная» (кат. № 44), «О Тебе радуется» (кат. № 57, 58) и др.; варианты «Богоматери на троне» представлены на многих других иконах выставки.

        Уподобление Богородицы Храму, пронизывающее всю византийскую гимнографию, обусловило соотнесение ее образа с переносным святилищем древних израильтян — скинией, местом особого присутствия Бога. Мариологическую символику получили и все содержащиеся там священные предметы: Ковчег Завета, трапеза, светильник, процветший жезл Аарона, стамна, скрижали. Каждый из них подробно истолкован в византийском богословии как символический прообраз литургических принадлежностей христианского алтаря. Поэтому все священные предметы православного храма как духовное исполнение прообразов в Новом Завете также были наделены мариологической символикой, которую и раскрывают живописные образы Пречистой Девы. Изображения Марии, чрево которой взрастило тело и кровь Христа, отданные Им в причастие верующим, становятся важнейшими в живописном убранстве Святая Святых храма и его литургических принадлежностей.

        В древности по сторонам престола — священного средоточия любого храма, соединившего представления о смерти Христа и его царственной славе, — на особых подставках ставили выносную икону Богоматери и деревянный крест с изображением Распятия. Они укреплялись на длинных древках и возвышались над святым престолом так, что образ Богородицы непосредственно присутствовал у трапезы, где совершается пресуществление святых даров в тело и кровь Христа, постоянно напоминая об истине воплощения Бога и предстательстве перед ним его Матери, просящей за весь род человеческий. С алтарным пространством храма более всего ассоциировался рассмотренный нами ранее образ Богоматери Знамение: круглый медальон с изображением Спаса Эммануила, помещенный в лоне Богородицы, напоминал об изъятии из круглой просфоры евхаристической частицы — «агнца». Поэтому фресковое изображение «Богоматерь Знамение» чаще всего помещалось в конхе жертвенника, где происходила проскомидия — первая часть литургической службы, на которой приготовлялось вещество для Евхаристии. Образ Богоматери Знамение украшает все предметы литургической утвари — дискосы, потиры, тарели, лжицы, покровцы, воздухи, кадила.

        Но самые выразительные в древнерусской живописи художественные образы, навеянные символико-поэтическими уподоблениями Богоматери — Дома и Храма Христа Премудрости Божьей, передаются иконами, написанными на тексты гимнографических сочинений. Особенно ярко выражены они на иконах «О Тебе радуется», иллюстрирующих слова гимна Иоанна Дамаскина, каждая строфа которого рождает в композиции соответствующий себе по смыслу и форме зримый живописный с. 140
с. 141
¦
образ. Восхваление Марии как «освященной церкви», «рая словесного», «девственной похвалы», «из нея же Бог воплотися и младенец бысть, прежде век сый Бог наш», «престола» для Христа-Царя, «чрева, пространнее небес», вместившего невместимого, соотнесено на иконе с образами круглого по форме белоснежного райского сада, вознесенного на высокую гору, голубого ореола божественной «славы» с восседающей на престоле Богородицей, светлого пятикупольного храма, купола которого выступают на фоне неба и словно освящены им («освященная церковь»). Отрок Иисус сидит на коленях матери, причем складки ее гиматия укрывают его так, словно плоть младенца реально покоится во чреве — дословная цитата песнопения «из нея же Бог воплотися и младенец бысть», хрупкая фигурка Христа сочетается в его облике с ликом Эммануила — образа предвечного Бога, предсказанного в ветхозаветные времена пророком Исаией, и вместе с тем точным живописным воспроизведением слов «прежде век сый Бог наш». Христос здесь и Творец Мира, Божественная Премудрость, и священник, освящающий Богородицу — свой истинный Храм на земле. Торжественный трон — престол, на котором восседает Богородица, отвечает следующим словам: «ложесна бо Твоя престол сотвори», а голубая полоса неба, как арка, перекинутая над всей сценой, — «и чрево Твое пространнее небес содела». Емкий живописный образ Храма Божьего, созданного на иконе, должен был занимать важное и значительное в сакральном смысле место в реальном храмовом пространстве Церкви, Домом и Телом которой и была Богородица.

        И. Шалина с. 141
 
¦

41

Пророческий чин. Первая половина XVI века
стр. 142–143
42

Григорий Богослов, Благовещение, пророк Исаия. Первая половина XVI века. Русский Север
стр. 144–145
43

Богоматерь Неопалимая Купина. Конец XVI века. Средняя Русь
стр. 146–147
44

Богоматерь Гора Нерукосечная. 1560-е годы. Москва
стр. 148–149
45

Богоматерь Дверь Небесная. Конец XVI века. Псков (?)
стр. 150–151
46

София Премудрость Божия. Конец XVI века. Вологда
стр. 152–153
47

София Премудрость Божия («София созда себе храм...»). Первая половина XIX века
стр. 154–155
48

«Премудрость созда себе дом». Вторая половина XVIII века
стр. 156–157
49

Богоматерь с Младенцем на престоле. Первая половина XVI века. Москва
стр. 158–159
50

Богоматерь с Младенцем на престоле с клеймами. 1680-е годы. Семен Спиридонов Холмогорец (?). Ярославль
стр. 160–161
51

Встреча Иоакима и Анны (Зачатие святой Анны). Конец XVI века. Средняя Русь
стр. 162–163
52

Рождество Богоматери. Начало XVII века. Средняя Русь
стр. 164–165
53

Введение во храм с житием Богоматери, Иоакима и Анны. XVI век. Новгород
стр. 166–167
54

Благовещение. Вторая половина — конец XV века. Новгород
стр. 168–169
55

Рождество Христово. Конец XVII века. Ярославль (?)
стр. 170–171
56

Успение Богоматери. 1621 год. Назарий Истомин Савин. Царские мастера
стр. 172–173
57

«О Тебе радуется». Конец XV века. Псков
стр. 174–175
58

«О Тебе радуется». XVI век. Новгород (?)
стр. 176–177
59

Собор Богоматери. 1680–1690-е гг. Ярославль
стр. 178–179


← Ctrl  пред. Содержание след.  Ctrl →