# Архангел Михаил. Икона «Архангел Михаил с деяниями» из Архангельского собора Московского Кремля = The Archangel Michael. Icon «The Archangel Michael with scenes from his miracles» from the Archangel Michael Cathedral in the Moscow Kremlin / Текст В. Машниной. — Л.: Аврора, 1968. — [40] с.: ил.; 39×28 см. — (Публикация одного памятника; 1). — Рез.: англ. — Подп. к илл. парал.: рус., англ.
Альбом можно также скачать в формате PDF.
Издание из серии Публикация одного памятника, каждый альбом которой посвящен выдающемуся произведению искусства: архитектурному сооружению, фреске или станковой картине, шитью или книге. В данном выпуске публикуется художественный памятник Московского Кремля — икона Архангела Михаила — произведение русской живописи конца XIV — начала XV века.
This album starts off the MASTERPIECE series, in which every single album deals with a prominent work of art, whether an architectural piece, or a mural, or an easel painting, or a book. This issue contains reproduction of art memorial from the Moscow Kremlin: The Archangel Michael icon, a masterpiece of late 14th—early 15th century Russian painting.
Икона «Архангел Михаил с деяниями»1 Архангельского собора Московского Кремля — один из замечательнейших памятников древнерусской живописи конца XIV — начала XV века. Созданная, вероятно, по заказу московского великокняжеского двора большим русским мастером, эта икона до сих пор вызывает восхищение блеском и сочностью живописи, глубоко захватывает эмоциональной взволнованностью и суровой одухотворенностью образов.
1 Архангел Михаил с деяниями. Конец XIV — начало XV в. 235,5 × 182,2 см
Доска липовая, нарощенная снизу и с боковых сторон на 5–7 см. Две шпонки врезные встречные и десять врезных «карасиков» (с тыльной стороны).
Паволока, левкас, темпера.
По стыку досок по всей высоте иконы имеются затонированные вставки шириной от трех до четырех см. В среднике на фоне и на фигуре архангела Михаила многочисленные разновременные вставки, чинки левкаса, жесткие крокеллюры. Овал лица архангела был полнее настоящего, на что указывают рисунок подбородка и контур у внешнего угла правого глаза. На волосах по контуру — значительная потертость красочного слоя. Вохрение на лике сохранилось неполностью: белильные оживки почти не сохранились, местами утраты санкиря до левкаса. Меч почти целиком утрачен. Небольшие утраты красочного слоя на ножнах. Их верхняя часть написана на поздней вставке. Справа на плаще в середине и внизу большая вставка с поздней записью. Падающий дробными складками слева конец плаща был более длинным и заходил немного на позем, на котором видны пятна киновари. На броне легкие следы темно-коричневой диагональной штриховки со следами позолоты на ней.
В клеймах по стыку досок имеются разновременные затонированные вставки и чинки левкаса. На полях многочисленные разновременные вставки. Киноварная опушь (обрамление иконы) сохранилась фрагментарно. В среднике и клеймах много отверстий от гвоздей, державших оклад, некогда закрывавший икону. Некоторые гвоздевые отверстия заделаны воском или залевкашены.
Высокие художественные достоинства памятника являются свидетельством яркого расцвета московской школы этого времени. Расцвет искусства был вызван ростом экономического и политического могущества Москвы, которая в конце XIV века выдвинулась на первое место среди других русских княжеств. Победив в ожесточенной борьбе всех своих противников, претендовавших на великое владимирское княжение, Москва начинает властно утверждать свой приоритет в деле собирания русских земель в единое государство. Первые блистательные победы русского оружия над злейшим врагом Руси — татарами, одержанные под руководством великого московского князя Дмитрия Донского, подняли на небывалую до сих пор высоту авторитет Московского княжества. Одно из величайших событий эпохи — Куликовская битва, знаменовавшая коренной поворот в борьбе против татаро-монгол, вызвала еще больший рост национального самосознания русского народа. Москва стала центром общерусского патриотизма, направляющим в единое русло борьбу с внешними врагами Руси и борьбу за ее внутреннее единство.
В московской живописи, впитавшей лучшие достижения современного ей искусства, отразился героический пафос этой борьбы. Кремлевская икона «Архангел Михаил с деяниями» вся проникнута патетикой борьбы, торжеством побед, героическим духом эпохи конца XIV — начала XV столетия.
Истоки художественного стиля этой одной из самых древних икон архангела Михаила «с деяниями», дошедших до наших дней, берут начало в искусстве палеологовского ренессанса, сложившегося в Византии в конце XIII — начале XIV века. Его характерными чертами являются обращение художников к традициям античности, изображение фигур в сложных, порывистых движениях, повышенно эмоциональный характер образов. Веяния этого направления с наибольшей силой стали сказываться в живописи Древней Руси в конце XIV века. То новое, что оно с собой несло, сталкивалось с глубокими местными традициями национальных школ живописи и переосмыслялось в соответствии с ними. Такой своеобразный творческий сплав традиций московской живописи с характерными особенностями палеологовского стиля мы находим и в кремлевской иконе.
В среднике иконы — монументальный образ архангела Михаила, считавшегося небесным покровителем русских князей в ратных делах. Вокруг него в восемнадцати клеймах изображены чудеса архангела и деяния ангелов. Художник представил архангела «в грозе и буре». Состояние огромного внутреннего порыва, глубокой взволнованности подчеркнуто резким поворотом всей фигуры вправо, а головы архангела — в противоположную сторону. Динамичный взмах влево могучих крыльев, развевающийся за спиной огненно-красный плащ усиливают эмоционально-напряженный характер образа. Изысканно гибкие, упругие линии торса сообщают фигуре архангела особое благородство и силу. К сожалению, ноги его ниже колен написаны на поздних разновременных вставках и несколько вялый рисунок ног, не пропорциональных по отношению ко всей фигуре, не связан с общим ритмом ее движения. Но несмотря на эти поздние изменения в рисунке, несколько исказившие фигуру, от всего облика архангела Михаила, твердо опирающегося одной рукой на ножны меча и крепко сжимающего другой рукой его рукоять, веет несокрушимой силой. Смелые, энергичные, звучные пробела, подчеркивающие форму мышц, а также резкие, как вспышки молний, пробела на одежде усугубляют впечатление внутреннего подъема, клокотания чувств, обуревающих архангела.
Очень выразительно и лицо архангела Михаила в обрамлении пышных волос, локонами спускающихся по плечам. (Небольшие утраты живописи слева по контуру сделали лицо узким, суховатым.) Большие миндалевидные светло-коричневые глаза сурово смотрят прямо на зрителя. Взметнувшиеся вверх крылья бровей с ярко выраженными надбровными дугами, почти сошедшимися на переносице, еще более подчеркивают грозное выражение и зоркость глаз. Мужественно твердая складка губ, волевой подбородок, очерченный крутыми линиями, придают суровость облику архангела.
В общий торжественный строй иконы включается орнамент, покрывающий всю поверхность средника. Композиция орнамента несколько необычна; пышно разветвляясь, побеги аканфа образуют причудливые растения, которые, словно вырастая из земли, подымаются вверх по всей высоте средника. Подобная трактовка орнамента вызывает ассоциации со средневековыми представлениями о райском саде с золотыми деревьями. Орнамент выполнен в технике резьбы по золоченому левкасу и отличается большой обобщенностью, что, вероятно, в значительной степени было обусловлено спецификой самой техники. В отличие от фона средника нимб архангела орнаментирован стилизованными цветами. Стебли их, сплетаясь, образуют пышный венок на его голове, и сам архангел Михаил предстает перед нами как герой — «свершенный полководец свершенного полка небесных сил».
Для иконы характерен энергичный рисунок, в котором порой видно виртуозное мастерство рисовальщика. Колорит иконы жизнеутверждающий, ликующе радостный, многоцветный. Вместе с тем, живопись отличается довольно тонкой цветовой гармонией; в ней нет чистых, открытых цветов, за исключением пламенеющей киновари; краски или разбелены или проложены прозрачными, легкими слоями — лессировками, что создает впечатление необычайного тонального богатства и изысканной красоты цветового решения. В древности этот памятник имел еще более торжественно-нарядный вид, так как фоны в клеймах были золочеными. Икона написана свободно, широко, темпераментно; техника живописи сочетает тончайшие плави, мягко моделирующие формы ликов и тела, лессировки, густо положенные цвета и динамичные цветные пробела. Подчеркивая форму и движение фигур, пробела усиливают впечатление глубокой внутренней напряженности образов. Благодаря своим пропорциям несколько укороченные фигуры в клеймах производят впечатление особой силы и крепости.
Необычайно интересен подбор сюжетов клейм. Не все эти сюжеты художник мог найти в ранних описаниях «деяний» архангела, к которым можно было обращаться. В других иконах архангела Михаила, более поздних по времени их создания, либо повторен состав клейм кремлевской иконы, либо опущены некоторые сюжеты. Вместе с тем, известна одна икона архангела Михаила XVI века северного письма, где лишь некоторые клейма аналогичны клеймам иконы Архангельского собора; в целом же для нее характерен иной подбор сюжетов. По-видимому, строгого канона эти иконы не имели. Состав клейм, вероятно, определялся творческим замыслом художника, или той задачей, которая была продиктована заказчиком. Темы клейм в иконе архангела Михаила Московского Кремля, несколько необычная иконография ряда библейских сюжетов, подчеркивающая их догматико-богословскую сущность, снимают с клейм характер чистой иллюстративности и позволяют усмотреть в памятнике весьма определенное смысловое содержание, непосредственно связанное с задачами эпохи, в которую он был создан.
Думается, что художник в работе над иконой обращался к такому популярному на Руси источнику, как «Толковая Палея», где толкование библейских сюжетов было символическим, нравоучительно-дидактическим. Некоторые клейма находят себе параллели также в памятниках литературы XIV — начала XV столетия: «Повесть о побоище великого князя Дмитрия Ивановича на Дону с Мамаем», «Повесть о Московском взятии от царя Тохтамыша и о пленении и разорении земля Русьская», «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьского», «Повесть о Темир-Аксаке», «Сказание о Мамаевом побоище», «Житие митрополита Петра» и других житийных произведениях, где на первый план, как правило, выдвинута морально-этическая сторона.
И это не случайно. Проблемы общественной морали — христианской нравственности и этики стояли в то время в центре внимания. Карой за многочисленные грехи казалось долголетнее татаро-монгольское иго и другие беды, причиненные внешними врагами, а их у Руси было множество. Противостоять врагам мешали внутренние распри князей, междоусобия. В Новгородской летописи под 1402 годом мы читаем: «Что ли поминаю татаров и турков и прочая языкы неверныя и некрещеныя? Но мы сами, рекомыи крестианы, правоверны суще и православны, отворяем промежу собою рати и брани и кровопролития...». Путь к «спасению» и ко всеобщему благополучию люди видели в нравственном самосовершенствовании. Проблема эта обострялась еще одним обстоятельством. По эсхатологическим воззрениям средневековья, в 1492 году должен был наступить «конец света». Его ждали, к нему готовились, думая, что «на исходе числа седмая тысяча лет» наступят «последниа дни»2. (Согласно христианскому летоисчислению, в 1492 году истекал семитысячелетний срок существования мира, и каждый должен был предстать перед «судом Божьим».) Все это во многом объясняет и состав клейм, и то, почему в их тематике с такой силой звучат темы именно морально-этические.
2 Епифаний Премудрый. Житие Стефана Пермского. (Цит. по кн. Н. Н. Водовозова «История древней русской литературы». М., 1966, стр. 174.)
Если читать клейма сверху в порядке слева направо, то их смысловое содержание обретает характер логического повествования. Рассказ начинается с «Троицы». В основе сюжета лежит библейская легенда о явлении Сарре и Аврааму трех прекрасных юношей — ангелов. «Троица» в иконе Архангельского собора трактована в философско-богословском аспекте (христианские богословы, усматривающие в библейских событиях определенный символический смысл, образы ангелов связывают с идеей единства божества). Ее композиция лишена повествовательности. Здесь нет ни Авраама, ни Сарры, ни «закланного тельца», которым хозяева угощали юношей. Композиция включает в себя лишь три фигуры ангелов, изображенных в момент их символической трапезы под дубом мамврийским. Подобная иконография «Троицы» получает широкое распространение на Руси в конце XIV — XV веке. И это не случайно, так как с «Троицей» на Руси связывались идеи мира, добра и единства, которые диктовались насущными требованиями эпохи формирования единого русского государства. Недаром «Троица», воплощающая в себе основополагающие идеи того времени, выдвинута на первое место среди остальных клейм кремлевской иконы.
Второе клеймо — «Собор архангела Михаила». В истории «Ветхого Завета» говорится, что на четвертый день сотворения мира архангел Михаил низверг на землю гордого сатану со злыми духами, захотевшего отнять у Бога власть над миром. С этого момента архангел становится во главе небесного воинства. По случаю низвержения дьявола он созывает все небесные силы, чтобы славить всемогущество Бога. В клейме изображен тот момент, когда все силы небесные во главе с архангелами Михаилом и Гавриилом славят Бога. Философско-богословская мысль средневековья связывала тему «Собор архангела Михаила» с идеей второго пришествия Христа на землю3, во время которого на земле установится «царство добра и справедливости», а неправедные понесут суровое возмездие.
Думается, что взаимосвязь данного клейма с подобным толкованием подчеркивается иконографией. Ее особенностью является почти однотипное изображение архангелов Михаила и Гавриила на первом плане. Иконописец, вероятно, стремился не только возвеличить Михаила — «архистратига небесных сил», но подчеркнуть и большую духовную значимость Гавриила — служителя наивысшей тайны божества, тайны «воплощения», вочеловечения Иисуса Христа.
В силу композиционного решения клейма, его смысловым и композиционным центром стал образ Спаса Эммануила — младенца Христа, изображенного в круге, который несут архангелы. Для средневекового человека Христос был «устроителем духовного мира людей». Вместе с тем, образ Спаса Эммануила связан и с идеей покровительства праведным в ратных делах, на Руси Эммануила почитали как покровителя христиан в борьбе с врагами4.
4 Г. Попов. Некоторые вопросы изучения воинской тематики в средневековом искусстве (воинский культ Спаса Эммануила в Византии, Древней Руси и Грузии). «Седьмая Всесоюзная конференция византинистов в Тбилиси». М., 1965, стр. 76, 77.
Таким образом, с помощью целого ряда ассоциаций, куда входит и мысль о перевоплощении Христа, «ради спасения мира, погрязшего в грехах», выражена идея борьбы человека за чистоту души, без которой, с точки зрения современников, были невозможны ни победа над врагом, ни спасение на страшном суде.
Тему страшного суда развивает третье клеймо — «Пророчество Иезекииля». В его основе лежит библейский рассказ о видении Иезекиилю страшной картины наказания израильтян, вызвавших гнев Всевышнего своим беззаконием. Это видение было истолковано Иезекиилем как предзнаменование грядущего страшного суда.
Четвертая сцена — «Явление Даниилу четырех царств» еще более глубоко раскрывает тему страшного суда. Сюжет этого клейма навеян одним из эпизодов библейской истории, повествующей о таинственном явлении во сне пророку Даниилу четырех зверей, символизирующем смену на земле четырех царств, последним из которых должно быть царство Антихриста5. Дидактический смысл сюжета подчеркивает иконография клейма, где звери изображены по два в двух ярусах, очерченных параболическими линиями, намекающими на круг. В сознании средневекового человека форма круга ассоциировалась с законченным историческим циклом6. Чередование кругов или ярусов, в данном клейме символизирует смену определенных циклов жизни на земле. Глубоко символичен образ ангела, изображенного между третьим и четвертым клеймами. Обернувшись назад, в сторону посекаемых израильтян, он указывает правой рукой на зверей. Этим жестом ангел как бы напоминает о близости страшного суда, о котором некогда пророчествовал Иезекииль.
5 Толковая Библия. СПб., 1820, стр. 187.
6 В. А. Келтуяла. Курс истории русской литературы, ч. I. СПб., 1906, стр. 238, 239.
Теме спасения человека от ужасов страшного суда посвящены пятое и шестое клейма иконы: «Архангел Михаил, не пускающий дьявола ко гробу Моисея» и «Лествица Иаковля». В пятом клейме повествуется о том, как на горе Аварим, где было тайно погребено тело великого библейского пророка Моисея, с архангелом Михаилом, охранявшим пророка, спорил дьявол, изъявлявший свои притязания на Моисея. Спор закончился победой архангела, торжеством добра над злом. В средневековье этот сюжет ассоциировался с борьбой за душу человека. Архангела считали покровителем христиан в борьбе против сатаны, искушающего человека. В основе шестого клейма лежит библейский миф о явлении во сне Иакову чудесной «лествицы», по которой спускались на землю и подымались вверх ангелы. В иконе Архангельского собора «лествица Иаковля» трактуется как лестница добродетелей, благодаря которым человек достигал «горних высот» — духовного совершенства. Вместе с тем, «лествица» выступает как символическое выражение покровительства Бога добродетельным людям7.
7 Толковая Библия. СПб., 1820, стр. 57, 58.
Следующий сюжет — «Три отрока в пещи огненной» (клеймо седьмое) взят из легенды о спасении ангелом трех израильских отроков, попавших в плен к языческому вавилонскому царю Навуходоносору. Разгневанный отказом отроков поклоняться его «златому кумиру», Навуходоносор приказал бросить их в горящую печь. Но юношей спас ангел, «преложивший пещной пламень на росу». Тема трех пленных отроков, черпавших в своей вере силу и мужество в борьбе с врагами, вполне могла ассоциироваться с современностью, укреплять веру в победу над врагами.
В восьмом клейме представлен тот момент, когда вождю израильтян Иисусу Навину перед битвой с язычниками-иерихонцами явился во всем блеске воинских доспехов архистратиг Михаил и предсказал победу над Иерихоном. В «Толковой Палее» этот сюжет связан с мыслью об огромной роли деятелей церкви, вдохновлявших на борьбу с врагами и вселявших в сердца людей уверенность в победе8.
8 Там же, стр. 148, 149.
В основе девятого клейма «Изведение Петра из темницы» лежит рассказ о чудесном спасении от казни апостола Петра, посаженного в темницу по приказу языческого царя Ирода. Ночью, накануне казни, апостолу явился ангел и в то время как стража спала глубоким сном, тайно вывел Петра из темницы. Трактовка этого сюжета в иконе несколько необычна, что позволяет видеть здесь определенный аллегорический подтекст. Особенностью композиции является изображение на первом плане высокой, крутой горы. Сцена изведения апостола отодвинута вглубь, причем ангел изображен не как обычно, идущим по земле, а вылетающим из темницы вместе с Петром. Гора — это символ восхождения человеческого духа к Богу. Изображение ее на переднем плане заставляет воспринимать все действие как вознесение души праведника на небо. Говоря об «аллегорическом подтексте» клейма, мы имели в виду прежде всего «житие» митрополита Петра, которого называли преемником соименного ему апостола. Как известно, митрополит Петр сыграл исключительную роль в деле возвышения Москвы, поэтому вскоре после смерти он был причислен к лику святых и провозглашен «первым московским и всея Руси чудотворцем и заступником». Известно, что в борьбе с врагами русские часто обращались к образу митрополита Петра, прося его помощи. На чудодейственную силу митрополита, как говорит, в частности, автор «Похвалы» Дмитрию Донскому, уповали великий князь, русские воеводы и воины, идущие на грозную битву с Мамаем, возглавлявшем поход на Русь в 1380 году9.
9 Полное собрание русских летописей, т. V. СПб., 1851, стр. 105.
В десятом клейме изображено явление ангела Пахомию. Ангел в схиме (монашеской одежде) передает Пахомию — египетскому пустынножителю и подвижнику «правила иноческой жизни». Эта тема была особенно актуальной в связи с введением на Руси обшежитийного устава, который укреплял дисциплину монастырей. Введение этого устава неотделимо от имени Сергия Радонежского — крупнейшего церковного и государственного деятеля Руси, благословившего Дмитрия Донского и все русское воинство на Куликовскую битву.
В житиях Сергия так же, как и в житиях Пахомия Великого, дается образ ангела-схимника как его помощника: «... и явися ему ангел, акы во образе священника незнаема»10. Особенностью иконографии данного клейма является изображение в руке ангела небольшого свернутого свитка с текстом, а не развернутого, как было принято. В результате этого внимание сосредоточивается не на свитке, а на двух фигурах, и вся сцена обретает новый смысл: подчеркивается как бы существующая непосредственная связь посланца небесных сил — ангела и преподобного.
10 Там же, стр. 121.
Одиннадцатое клеймо — «Борьба Иакова с Богом». Во время этой борьбы, согласно библейской легенде, Иаков был наречен избранником Бога. Именно на этом делается акцент в иконографии клейма, где Иаков изображен в тот момент, когда он держит на руках Бога, прося его благословения. Иконография этого клейма находит себе аналогию в «Слове о житии» Дмитрия Донского. В этом произведении избранником Бога, которого автор сравнивает с Иаковом, выступает великий московский князь Дмитрий Иванович11.
11 Там же, стр. 110.
В сцене «Гибель Содома» (клеймо двенадцатое) представлена трагическая гибель города, на который Бог в гневе обрушил огненный дождь. В пламени его погибли жители, наказанные за беззаконие. Обычно в эту композицию включался ангел, выводящий из Содома дочерей праведного Лота, но в данном клейме изображен ангел, посекающий мечом содомлян. Это вызывает в памяти рассказы о Куликовской битве, где татар, потерпевших жестокое поражение, называют содомлянами и где говорится, что в битве, вместе с русскими воинами, сражалось все небесное воинство во главе с архистратигом Михаилом.
Клеймо «Архангел Михаил, посекающий ассирийское войско» повествует о том, как многочисленное войско Сенахирима, осадившее Иерусалим, было разбито небесным войском во главе с архангелом Михаилом. Эта помощь была ниспослана иерусалимскому царю Иезекии за его добродетели. В летописной повести с этим событием библейской истории сравнивается неожиданное отступление от Москвы в 1395 году грозного Темир-Аксака, одно имя которого вызывало ужас. Подобным сопоставлением в повести утверждается мысль, что спасением Москвы от разгрома русские (как некогда жители Иерусалима) обязаны покровительству небесных сил, оказанному за добродетели великого князя Василия I — сына Дмитрия Донского12. Возможно, что событие 1395 года получило свое аллегорическое выражение в рассматриваемом клейме.
12 Там же, стр. 127.
Идеи торжества добродетелей и возмездия за беззаконие получают развитие и в сцене «Всемирный потоп» (клеймо четырнадцатое). В трех последующих клеймах нижнего ряда проблемы духовного совершенствования человека освещены в ином аспекте. Сюжеты «Давид, усылающий Урию на войну», «Прелюбодеяние Давида» и «Упреки Нафана» (клейма пятнадцатое, шестнадцатое и семнадцатое) представляют единый цикл, связанный с историей любви библейского царя Давида к жене своего слуги — прекрасной Вирсавии. Давид отправляет мужа Вирсавии — Урию на войну, а сам соблазняет его жену. Впоследствии Урия погибает на войне. Давида упрекает пророк Нафан. Сюжеты клейм трактуются в духе их толкований в «Палее», композиционное решение сцен придает им драматически напряженный характер.
Последнее восемнадцатое клеймо — «Чудо в Хонех» рассказывает о спасении архангелом Михаилом посвященного ему храма, который хотели затопить язычники. В основе этого сюжета лежит идея победы христианства над язычеством (язычниками на Руси называли всех ее врагов). Таким образом, весь рассказ, лейтмотивом которого является тема борьбы человека за нравственное совершенствование, завершается мажорным, жизнеутверждающим аккордом.
Анализ клейм позволяет углубить и трактовку смыслового содержания средника иконы. Изображение архангела в среднике на фоне орнамента, символизирующего райский сад, сообщает ему значение стража райского сада и «героя — заступника людей от сатаны». Вместе с тем, архангел Михаил воплощает в себе идеал непобедимого полководца, покровительствующего «богоизбранному» роду великих московских князей. Думается, что в эпоху героической борьбы Руси за свою независимость этот идеальный образ вселял в сердца людей светлую веру в победу над врагом, воодушевлял на ратные подвиги.
«The Archangel Michael with Scenes from His Miracles», an icon from the Archangel Michael Cathedral in the Moscow Kremlin, is an outstanding specimen of early Russian art at the turn of the 14th and 15th centuries. Commissioned from a Russian icon-painter evidently of high repute by the Grand Duke of Muscovy, this masterpiece continues to evoke admiration by its radiant colour, profound emotionality, and inspired austerity.
Its great artistic merit well testifies to the fine achievements of Moskow icon-painters at that time, a period when after Demetrius of Donʼs defeat of the Tatar hordes on the battlefield of Kulikovo, Muscovy was staking its claim to act as nucleus of the future mighty Russian state.
The Archangel Michael himself (incidentally this celestial paladin was revered by Russian princes as their saint patron in war) is depicted on the central panel stern-faced and in full martial glory against a background symbolizing the Garden of Eden, thus to impart the significance of «guardian of the gate» and «protector from the wiles of Satan». The entire representation is permeated with the heroic spirit of the times; no wonder the chronicles relate than at Kulikovo the Russian troops were guided into battle by the celestial hosts under the captaincy of the Archistrategus Michael.
The icon, limned in a free-flowing, temperamental manner, incorporating thick splashes of colour, dynamic empty spaces and elegant highlighting and hatching is framed with 18 border scenes of a peculiar iconography, which, emphasizing theological dogma, and thus ruling pure illustration out, impart a definite idea-content directly related to the iconʼs date of origin. Accentuating the overall message of peace, kindness and unity, the border scenes pinpoint, themewise the triumph of virtue, retribution for evil and the effort to attain absolution without which, as was believed at the time, the Russian would neither vanquish his many enemies or save his soul from perdition on Judgement Day.
Нумерация иллюстраций не аналогична порядку клейм на иконе.
