* Красилин Михаил Михайлович окончил Московский государственный университет имени Ломоносова, работает в Государственном научно-исследовательском институте реставрации. Одним из первых обратил внимание на историко-художественное значение поздней иконописи (XVIII–XX вв.) для истории русского искусства. В течение двадцати лет обследовал собрания более тысячи действующих церквей в России, Латвии, Эстонии, Литве, Киргизии, Таджикистане, Узбекистане, Молдавии, Украине. Этот материал стал основой ряда публикаций по церковному искусству позднего времени. Является также автором ряда работ по изобразительному искусству и художественных выставок.
Статья опубликована: Красилин М. М. Иконопись и декоративно прикладное искусство // Духовная среда России. Певческие книги и иконы XVII — начала XX веков. М., 1996. С. 83–169.
«Молельня его... походила на маленькую часовню. Все стены были покрыты образами в ризах и в особых кивотах, перед которыми теплились лампады. В одном углу стоял аналой с Евангелием и крестом и столик с молитвенными книгами»1. Описанный уголок квартиры известного русского писателя Михаила Загоскина отличался от многих жилищ россиян количеством и качеством собранных икон. Человек безусловно верующий, он видел в иконах неотъемлемую часть православного быта. Однако, будучи прекрасным знатоком российских древностей, Загоскин задолго до «искусствоведческого периода» нашей культуры осознал непреходящую эстетическую ценность этой части национального наследия. Великие шедевры прошлого еще были тогда скрыты от глаз многослойными поновлениями. Лежащая на поверхности поздняя живопись была далека от эстетических требований времени. Признавая религиозную необходимость иконописи, ей отказывали в художественной значимости. «Пусть охотники до старины соглашаются с похвалами, приписываемыми каким-то Рублевым, Ильиным, Ивановым, Васильевым и прочим живописцам, жившим гораздо прежде времен царствования Петра: я сим похвалам мало доверяю... Художества водворены в России Петром Великим. С сих пор заслуживают внимания». Таков был решительный приговор общественного мнения в первой трети XIX в.2
1 Загоскин С. М. Из воспоминаний // Загоскин М. И. Избранное. — М., 1988. С. 420.
2 Альманах «Северные цветы на 1826 год». — СПб. С. 9, 11.
Углубляясь в национальное прошлое, русские ученые с удивлением открывали для себя что-то загадочное, непривычное. Определив старое наследие как «готическое», они довольно отрицательно отнеслись к собственному открытию. Теоретические идеалы Академии художеств не совпадали с реалиями «варварской» культуры. Образцами для поздней русской иконописи надолго стали произведения великих европейских мастеров XVI–XVII вв. Первые русские воспитанники иностранных школ возвращались на родину, вооруженные непривычным художественным опытом. Их религиозные произведения, свободные от традиционного религиозного мировоззрения, естественно вписывались в интерьеры вновь выстроенных петербургских церквей, более похожих на голландские кирхи и итальянские палаццо. Живописные иконы писали Андрей Матвеев, Иван Бельский, француз Луи Каравакк и другие. Продолжали эту традицию В. Л. Боровиковский, О. А. Кипренский, В. A. Тропинин, К. П. Брюллов. Надолго стала хрестоматийным образцом картина академика Федора Бруни «Моление о чаше» (1834, ГРМ). Наверное, нет ни одной церкви, где бы не было свободных вариаций на данную тему. Вспомним известную картину А. А. Алексеева «Мастерская художника А. Г. Венецианова» (1827, Русский музей): на стенах мастерской отнюдь не знаменитые поселянки с васильками; на нас взирают писанные с натурщиков мужиковатые апостолы, евангелисты, архангел Гавриил, Дева Мария. Живописной иконе отдали дань В. Г. Перов, И. Е. Репин. Трудился в иконописной мастерской в Пантелеймонове монастыре на Афоне юный Федор Малявин. И даже конструктивист Владимир Татлин приложил руку свою к созданию образов.
Казалось бы, в этом ряду уже нет места традиционной иконе. Однако государственная власть и церковь не всегда равнодушно взирали на западные нововведения. Еще при Петре I, в 1707 г. Иван Зарудный был назначен генерал-суперинтендантом «палаты изуграфств исправления», то есть цензором за иконописанием. В 1760–1770-х гг. Екатерина II издала ряд указов, которые мы бы сегодня назвали частью программы охраны памятников. Все они требовали следования старым образцам. Но сами образцы были уже отредактированы в соответствии с духом новой культуры.
Представить себе русскую жизнь вне церкви, без иконы просто невозможно. Икона сопровождала русского человека от рождения до смерти. Иконой благословляли на труд и ратный подвиг. Не было ни одного дома, где не стояли бы в красном углу чтимые образа. Простые, незатейливые иконы на выскобленных полках крестьянских домов и домашние иконостасы личных молелен, сверкающих разноцветьем стеклянных и серебряных лампадок. Солидные киоты, нередко красного дерева, заключали в себе семейные святыни. Обрамленные пышными резными золочеными рамами святые на иконах тепло и таинственно взирали на протекавшую около них повседневную жизнь. Бумажные цветы, вышитые полотенца, сухие веточки вербы, напоминавшие о предпасхальном празднике Вербного воскресения, создавали в доме неповторимую атмосферу духовного равновесия. Каждый православный человек, желая особо почтить икону, украшал ее шитыми и металлическими ризами или окладами. Мастера-ювелиры чеканили прихотливые орнаменты по серебру, вплетая в их узор драгоценные камни или более дешевые стеклянные стразы. Один из самых знаменитых — сохранившийся оклад XVI–XVIII вв. на прославленную «Троицу» преподобного Андрея Рублева (Сергиев Посад, музей). Особое внимание уделяли декоративной отделке нимба-венчика. Живописные на иконах и узорчатые чеканные со штралами и сверкающими стразами нимбы были живым воплощением исходящего света святости: «Венчик на иконах, будь то нимб, или ореол, или слава в их различных и многообразных видах... не мог бы ни возникнуть, ни держаться в иконописи и других изобразительных искусствах, если бы был... простою условностью, условным атрибутом святости», — писал о. Павел Флоренский.3
3 Флоренский П. А. Столп и Утверждение истины. — М., 1990. Т. 1. Кн. 1. С. 105.
Традиционная иконопись в XVIII — начале XX вв. поневоле уходила на периферию, сохраняясь преимущественно в сельской и низовой культуре. Мастера бродячих артелей, деревенские умельцы создавали образы, понятные и доступные каждому. Бесчисленные Николы, Георгии, Ильи-пророки, Неопалимые Купины были верными охранителями крестьянской жизни. В образованном обществе интерес к ним, отождествляемым с «византийской живописью», оценивался как проявление дурного тона: «Стоит только завести разговор о византийской живописи, и тотчас у большого числа слушателей неизменно появится улыбка пренебрежения и ирония. Если же кто-нибудь решится сказать, что эта живопись заслуживает внимательного изучения, то шуткам и насмешкам не будет конца. Вам наговорят бездну остроумных замечаний о безобразии пропорций, об угловатости форм, о неуклюжести поз, о неловкости и дикости в композиции»4. Эти стереотипы с трудом преодолеваются и в наши дни. Негативные суждения о так называемых суздальских богомазах и ссылки на знаменитую пословицу «годится — молиться, не годится — горшки покрывать» постоянно встречаются в советской искусствоведческой литературе. Лишь в последние годы началась переоценка этого пласта русской культуры5.
4 Гагарин Г. Г. Краткая хронологическая таблица в пособие истории византийского искусства. — Тифлис, 1856. C. IV–V. Цит. по: Попова Л. И. Роль реставрации в изучении живописи конца XVIII — первой половины XIX в. Художественное наследие. — М.: ВНИИР, 1990. № 13. С. 38.
5 Красилин М. М. Обследование памятников изобразительного искусства на территории Латвийской ССР (древнерусская живопись и ее традиции в XVIII–XIX вв.) // Художественное наследие. — М.: ВНИИР, 1985. № 10.
Красилин М. М. Памятники искусства XVI — начала XX вв. Церковь Иоанна Предтечи. Каталог — 1 //«Художественное наследие». ВНИИР. — М., 1988. Вып. 12.
Красилин М. М. Памятники искусства XVII — начала XX вв. Троицкая церковь на Пятницком кладбище. Москва. Каталог — 2 // Художественное наследие. ВНИИР. — М., 1989. Вып. 13.
Красилин М. М. Памятники искусства XVI — начала XX вв. Церковь св. апостолов Петра и Павла «На Яузе». Каталог — 14 // Художественное наследие. ВНИИР. — М., 1991. Вып. 14.
Красилин М. М. О русской иконописи первой половины XVIII в. // Барокко в России. М., 1995.
Цодикович В. К. Русское церковное искусство в XVIII — начале XX вв. в немузейных собраниях Ульяновской области. — Ульяновск, 1991.
Под воздействием петровских реформ некогда единая, охватывавшая все стороны русского бытия церковная изобразительная культура стала расслаиваться. Европеизированные картины, скульптуры, заменяя дедовские образа, поневоле приводили верующих к некоей духовной раздвоенности: новые религиозные произведения были не выразителями мировоззрения целого народа, а всего лишь историческим жанром по академической табели о рангах. На первых порах сохраняла свой авторитет и влияние Оружейная палата. Компромиссный, с элементами европейского искусства, стиль ее знаменитых мастеров Кирилла Уланова, Тихона Филатьева, Федора Зубова, Карпа Золотарева и других частично удовлетворял заказчиков петровской эпохи. Но в новых церквах новой строящейся столицы преобладало уже иное начало. Архитекторы, художники, резчики по дереву, лепщики, позолотчики совместно работали над единством церковного интерьера, тщательно отрабатывая художественную сторону ансамбля. Смысловой центр любого храма — иконостас терял свою былую ярусность, превращаясь в изощренную декорацию; нередко он становился всего лишь сверкающей золотом рамой, в произвольную форму которой вставляли живописные иконы. При Елизавете Петровне старое иконописание было отвергнуто окончательно и без излишних сантиментов. Барочные приемы, которыми пронизаны иконы-картины XVIII в., воплощали, прежде всего, чувственные и декоративные характеристики. Иконографическая схема стала в большей степени причудливой и своевольной. Так, в изображениях св. Екатерины, в изобилии появившихся во второй половине XVIII в., без труда можно было найти черты сходства с обликом великой императрицы.
В XIX в. официальная иконопись приобретает новые качественные и смысловые оттенки. Все большую роль в качестве образцов начинают играть общепризнанные шедевры европейского искусства. Академические пенсионеры привозят из Италии обязательные копии из Ватикана, Милана, Флоренции. Солидные французские и итальянские увражи знакомят русское общество через очерковую гравюру с крупнейшими мировыми собраниями живописи и скульптуры. Не последнюю роль играло распространение католичества в аристократических кругах. Классицизм как стиль в какой-то степени способствовал отбору и упорядочению новых иконографических типов. Наиболее распространенными на долгие годы стали «Евхаристия» Карло Дольчи, «Христос в терновом венце» и «Иосиф с младенцем Христом на руках» Гвидо Рени, «Младенец Иоанн Креститель» Эстебана Мурильо, «Архангел Михаил», «Преображение» Рафаэля. Приноровленная к русскому вкусу его «Мадонна в кресле» пополнила многочисленный ряд изображений Богоматери, получив название «Богоматерь Трех Радостей». Эта художественная система применительно к церкви была окончательно утверждена созданием класса иконописи в Академии художеств в 1856 г.6 Его руководителем был назначен академик Тимофей Андреевич фон Нефф, автор многочисленных «Купальщиц». Выходец из Эстляндии, он с 30-х годов XIX в. надолго становится придворным портретистом и иконописцем царской фамилии. За работы в Малой церкви Зимнего дворца и «Тайную вечерю» он был избран академиком. Наряду со многими другими крупными русскими художниками Нефф участвовал в написании образов для Исаакиевского собора.
6 Лисовский В. Г. Академия художеств. — Л., 1982. С. 103.
Весьма примечательно характеризует официальные церковные вкусы живописное убранство этого собора, на долгие годы определившее характер русской живописной иконописи. «Вся живопись... избрана и размещена по усмотрению Святейшего Синода, который сам лично свидетельствовал эскизы и картоны, делая указания к точнейшему соблюдению художниками исторической истины, преданий и обычаев православной церкви...»7.
7 Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии. — СПб., 1869, вып. 1. Ч. 2. С. 412.
Ближе народному восприятию были произведения петербургской мастерской тверского иконописца М. С. Пешехонова8. В основе сладковатых образов его фирмы лежали живописные иконы В. Л. Боровиковского, соединенные с традиционной иконописной схемой. Расцвет пешехоновской мастерской падает на 40–60-е годы XIX века. С течением времени она не сумела удержать свою продукцию на должном уровне, но полуживописный, стилистически обезличенный язык пешехоновских икон оказался чрезвычайно стойким, и труды пешехоновских мастеров (большинство из них были палешане) можно было встретить во многих церквах и монастырях России, включая Валаам. Не случайно уже в наши дни священники, украшая храмы, ориентируют исполнителей на подобные образцы. По их мнению, такие иконы более доходчивы и более открыты верующему человеку, нежели традиционные.
8 Бакушинский А. В. Искусство Палеха. — М.–Л., 1934. С. 85–94.
На рубеже XIX–XX вв. две французские фирмы по производству жестяных коробок, Жако и Бонакер, наладили выпуск печатных икон на жести. Их дешевая продукция быстро стала вытеснять рукотворные иконы. Историки искусства, обеспокоенные резким падением качественного уровня иконописания, предпринимали отчаянные попытки возрождения былого величия. Созданная ими школа, собравшая талантливую молодежь, через короткий срок угасла, не выдержав конкуренции ширпотреба, увы, поддержанного Синодом9.
9 Кондаков Н. П. Современное положение русской народной иконописи. CXXXIX, ОЛД, 1901; Тренев В. К. О русской иконописи по поводу вопроса о ней в Государственной Думе. — М., 1910.
И все же, несмотря ни на что, традиционная икона продолжала существовать. Ее высокое качество сохранялось замечательными мастерами Палеха и Мстеры — прославленных сел Владимирской губернии. Их иконы заметно выделяются на общем фоне «синодального» иконописания знанием техники, рисунком, графической линией, отделкой деталей, тонко сбалансированной композицией.
Художественные установки этих мастеров, ориентированные на культуру XVII в., оказались способными противостоять широкому распространению живописной продукции. Традиционные иконы Палеха, Мстеры, уральского города Невьянска10 сохраняли внутреннюю связь со средневековой культурой. Совершенствуя виртуозное мастерство, передавая из поколения в поколение секреты древних «пошибов», иконописцы имели довольно устойчивый круг заказчиков. Среди них — старообрядцы, ищущие незыблемости древних канонов, любители древностей, начинающие ощущать вкус к национальной традиции.
10 Голынец Г. К. К истории уральской иконописи XVII–XIX веков. Невьянская школа // Искусство. 1987. № 12; Голынец Г. К. Невьянская иконописная школа второй половины XVIII–XIX в. и ее стилистические особенности// Из истории художественной культуры Урала. — Свердловск, 1988; Губкин О. П. Богатыревы — династия невьянских художников-иконописцев. — Там же.
В Мстере11 находилось до тридцати мастерских. Их продукция расходилась по всей России. Мстерские иконописцы славились «мелочным» письмом и обладали даром виртуозного стилистического перевоплощения. Первые коллекционеры находили в их среде чутких реставраторов. Бывало даже, что коллекционеров обманывали, возвращая вместо древнего оригинала первоклассную подделку. Из Мстеры вышли такие крупные мастера, как Михаил Иванович Дикарев, как основатель династии Иосиф Семенович Чириков. Оба положили начало иконописному и реставрационному предприятию в Москве. Их руками была освобождена из-под поздних записей великая святыня России «Богоматерь Владимирская», по преданию писанная рукою евангелиста Луки (XII в., Третьяковская галерея).
11 Семеновский Дм. Мстера. — М., 1937.
Наряду с тонкими стилистами, знатоками старинного иконописного дела, существовало множество деревенских ремесленников, обслуживавших городские окраины, села. Торговцы-офени развозили возами дешевые иконы по бескрайним просторам России. Благодаря непритязательности рисунка, яркому локальному цвету, эти иконы, подобные знаку-напоминанию, становились составной частью крестьянской культуры.
Безбрежно море икон. По подсчетам любознательных немецких путешественников в 1844 г. их было примерно 15 миллионов, а в 1912 — уже 50 миллионов. Ныне мы собираем жалкие полуразрушенные крохи. Древности еще недавно вывозились экспедициями в музеи. Поздняя же иконопись вообще не принималась во внимание. Сейчас мы стоим на пороге полного исчезновения икон. Ограбление церквей приняло угрожающий характер. То, что не разворовано, с поразительной скоростью уничтожает жук-точильщик. Чтимые иконы в храмах невозможно увидеть из-за черной олифы и отсутствия света. Уже митрополит Филарет (Дроздов) сетовал, что не может видеть всей красоты «Богоматери Владимирской»: «Под сению позлащенного киота, нельзя различить ее высокого письма, но я часто утешаюсь оным во время крестных ходов, особенно если солнце озаряет священный лик»12.
12 Муравьев А. Н. Путешествие по святым местам русским. — М., 1990. С. 196.
Нет сомнения в том, что место иконы в храме. Об этом замечательно писал о. Павел Флоренский в своей статье «Храмовое действо как синтез искусств»13. Но, как это ни прискорбно, только музей сейчас в состоянии обеспечить физическую сохранность икон. Многие из них оказались в музеях еще до революции: тогда тоже заботились о древностях и помещали их в специальные хранилища. Крупнейший коллекционер Н. П. Лихачев подарил свое собрание уникальных памятников Русскому музею имени Александра III. Император Николай II специальным указом распорядился передать в тот же музей 200 икон из Суздальского Покровского монастыря. В 1913 г. впервые для широкой публики была открыта выставка древнерусского искусства.
13 Флоренский П. Собрание сочинений. Т. 1. Статьи по искусству. — Париж, 1985.
Сейчас открывается много новых (тех, что были когда-то закрыты и разрушены) церквей. Огромна потребность в наполнении храмов иконами. Несомненно, что музеи примут активное участие в этом беспрецедентном созидании. Но не нужно спешить. Надо подумать о том, как лучше сохранить иконы, чтобы потом не сожалеть о безвозвратно утраченном наследии.