Георгий с житием

 
с. 188¦ 10. Чудо Георгия о змие, с житием
(илл. стр. 294–297)

ГРМ, инв. држ 2118.
Первая половина XIV в.
89 × 63.

Происхождение. Из собрания М. П. Погодина. Он приобрел икону, очевидно, после 1849 г., так как в кратких заметках о его собрании, опубликованных ранее, эта примечательная икона не упоминается¹, но до августа 1851 г.² Существовала опись погодинского собрания, где икона была датирована XIV в. и отнесена к «новгородским письмам»³.

Собрание икон М. П. Погодина после покупки правительством его древлехранилища в 1851 г. было передано в Мироварную палату Московского кремля (помещалось там в 1866 г.)⁴.

В 1869 г. икона находилась в Синодальной ризнице⁵. Затем была передана в Петербург, в Академию художеств, откуда в 1898 г. поступила в Русский музей.

Раскрыта до поступления в Русский музей. В 1958 г. в ГРМ со средника был снят басменный серебряный оклад (сборный, поздний).

Доска липовая из двух частей, с двумя торцовыми шпонками на деревянных штырях. Средник в ковчеге, паволока.

Сохранность. В нижней части иконы — тонированная при реставрации вставка позднего грунта, захватывающая позем и ноги стоящих фигур в клеймах нижнего ряда. На стыке досок местами утраты живописи и поздние вставки, особенно на границах 12-го и 13-го клейм и вокруг левой руки Георгия в среднике. Контуры рисунка и очертания букв, возможно, подведены и усилены при реставрации. Имеются малозаметные «антикварные» реставрационные тонировки (например, на киноварном фоне).

Описание.

На киноварном фоне средника изображен Георгий на белом коне.

Одет в серо-голубой плащ, белые и желтые пластинчатые доспехи, лиловую рубаху, белые штаны и красные сапоги; держит копье с развевающимся белым стягом.

Справа лиловая башня с тремя фигурами — царем, царицей и придворным.

Внизу дракон, выползающий из пещеры в лиловой скале. Царевна, представленная на фоне белого холма, накинула узду на рог дракона.

Надписи:

Вокруг средника — четырнадцать клейм со сценами жития, на белых фонах:

Порядок клейм и надписи:

Клеймо 1. Георгий раздает свое богатство нищим.

Клеймо 2. Воины ведут связанного Георгия.

Клеймо 3. Георгий перед царем.

с. 188
с. 189¦ Клеймо 4. Георгий в темнице.

Клеймо 5. Мучение на колесе.

Клеймо 6. Георгий «сокрушает идолы».

Клеймо 7. Мучение удицами.

Клеймо 8. Избиение дубовыми прутьями.

Клеймо 9. Георгия «каменем трут».

Клеймо 10. Мучение свечами.

Клеймо 11. Георгия «в котле варят».

Клеймо 12. Мучение пилой.

Клеймо 13. Мучение кипящей смолой.

Клеймо 14. Усекновение главы Георгия.

В клеймах преобладает трехчастная композиционная схема с фигурой Георгия в центре и двух мучителей по сторонам. Симметричные палаты упрощенных очертаний. Фигуры большеголовые. Из одеяний чаще всего короткие (до колен) подпоясанные рубахи.

Все формы очерчены темным контуром и раскрашены локальным цветом, без моделировки объема. Лишь изредка тени на одеждах намечены более густо положенной краской. Лики написаны светлой розовато-желтой охрой, сквозь которую просвечивает первоначальный рисунок, до известной степени имитирующий тень. Описи черт лица черные. На щеках подрумянка. На освещенных местах иногда еле заметные белильные блики. Из красок преобладают киноварь, белила, лиловая, серо-зеленая, изредка использованы коричневая и желтая.

Нимбы: в среднике светло-желтый, в клеймах белые (цвет фонов), с красными или черными ободками. Надписи уставом, черной краской, а на киноварном фоне средника — белилами. Между словами нет интервалов, но иногда стоит разделительный знак в виде точки. Титла фигурные.

Клейма разграничены киноварными полосками. Такие же полосы вдоль боковых полей. По лузге коричневая обводка. Цвет верхней шпонки красновато-коричневый (возможно, поздняя запись), на нижней шпонке первоначальная живопись утрачена.

Иконография.

Легенде о св. Георгии и его изображениям в искусстве посвящена обширная научная литература⁶. В ней выясняется, что почитание св. Георгия как мученика началось уже в V в., причем вначале было ограничено рамками определенной территории: это Каппадокия (по легенде, Георгий был знатным юношей родом из Каппадокии), Никомидия, Диосполис (Лидда). По древнейшим версиям жития, Георгий терпел мучения от персидского царя Дадиана; впоследствии эта фигура была заменена исторической личностью императора Диоклетиана. В послеиконоборческое время (приблизительно около XI в.) к рассказу о многочисленных мучениях Георгия прибавляется развернутый цикл чудес. Полагают, что он был создан в основном в среде восточного монашества. Самое популярное из чудес — «Чудо с драконом» (т. е. изображенное в нашей иконе «Чудо Георгия о змие») восходит к устной традиции VIII в.; в рукописях оно впервые фиксируется лишь в XII в., но, видимо, было облечено в литературную форму раньше — в конце IX в.⁷

Наиболее ранние изображения сцен жития Георгия, и прежде всего — «Чуда о змие» —

• встречаются в Каппадокии в X–XI вв.
  • (капеллы 2а, 6, 9, 16, 28, в Гереме, Белиширама и др.,
  • церковь Варвары в Соганле)⁸,
• они распространены в Грузии
  • (цикл из девяти сцен на серебряном Местийском кресте XI в.⁹,
  • росписи XI–XII вв. в Сванетии — Георгиевская церковь
  • и церковь Кирика и Улиты в Накипари,
  • храмы в Ипрари, Цвирми, Лагурка, Адиши,
  • церковь Георгия с. 189
    с. 190¦ Калоубанского,
  • храмы в Икви и Павниси, а также в Бочорма, Кураши,
  • позднее — в Кинцвиси и Убиси¹⁰);
• известны на Балканах
  • (роспись XII в. в церкви Георгия в Расе¹¹,
  • цикл из двадцати сцен во фресках 1314–1318 гг. в Старо-Нагоричино¹²,
  • роспись около 1335–1350 гг. в Дечанах¹³).

На Руси культ св. Георгия широко распространился в XI в. при Ярославе Мудром. Во фресках Георгиевского придела Киевской Софии были изображены четыре житийных сцены: беседа Георгия с отцом, мучение известью, беседа с Диоклетианом в присутствии Александры, чудо (мучение) с ядом¹⁴.

Самое раннее изображение сцен жития Георгия в новгородском искусстве содержится во фресках XII в. в диаконнике Георгиевской церкви в Старой Ладоге. Из них сохранилась лишь большая композиция «Чудо Георгия о змие», над которой размещались, очевидно, еще две сцены, ныне утраченные¹⁵. Издаваемая икона ГРМ из бывшего собрания М. П. Погодина является следующим по времени, после староладожской росписи, изображением житийного цикла Георгия в новгородском искусстве.

Как в византийском, так и в русском искусстве иконы Георгия с клеймами жития относительно редки и по степени распространенности не идут ни в какое сравнение с популярным сюжетом «Никола в житии», особенно любимым на Руси. Нашему памятнику предшествуют по времени три греческие иконы XIII в.:

• резная деревянная из Мариуполя (Киевский музей украинского искусства)¹⁶,
• икона с рельефной фигурой средника и живописными клеймами из Кастории (Византийский музей в Афинах)¹⁷,
• одна из икон на Синае, заказанная монахом Иоанном¹⁸ (илл. стр. 190).

Своеобразие иконы ГРМ состоит в том, что в среднике ее Георгий представлен не в рост, как это было принято в византийских произведениях (на иконе из Кастории — в рост в предстоянии), а в сцене «Чуда о змие». В более поздних произведениях византийского круга держится прежняя традиция — изображать Георгия в среднике житийных икон именно стоящим:

• икона XIV в. из Убиси¹⁹,
• икона XV в. на Синае (с припадающим монахом Пименом)²⁰ (илл. стр. 191).

Такой извод, подчеркивающий аристократизм святого и репрезентативность его фигуры, соответствовал духу главных направлений византийской живописи. Эта же традиция продолжается в московской живописи

• (ср. две иконы XVI в. из Успенского собора
• и Пятницкой церкви г. Дмитрова, в Музее имени Андрея Рублева)²¹;

«Чудо о змие» если и изображается, то лишь как одно из клейм.

Между тем среди провинциальных икон на Руси встречаются такие, где в среднике представлено «Чудо о  с. 190
с. 191¦ змие», как и в памятнике из собрания М. П. Погодина. Таковы, например,

• икона XV–XVI вв. в собрании старообрядческой церкви при Рогожском кладбище в Москве²²,
• а также икона из с. Лещево, XVI в. (Вологодский музей)²³.

Вероятно, в Новгороде и русской провинции Георгия почитали прежде всего как змиеборца, ассоциируя этот образ с древними народными представлениями о святых, побеждающих силы зла, и потому в центре житийных икон помещали сцену прославившего его чуда²⁴.

Поскольку Георгий, как и Никола, принадлежал к наиболее почитаемым на Руси святым, то его изображали не только с житийными клеймами, но и в окружении избранных святых. При этом Георгий представлен не в рост или по пояс, а как змиеборец. Ср.

• резную костяную икону XV в. (Московский Кремль)²⁵,
• резную деревянную икону XV–XVI вв. (ГРМ)²⁶,
• краснофонную икону «северных писем» XVI в. из д. Шотогорка на Пинеге (ГРМ)²⁷.

Средник.

Образ Георгия-драконоборца, генетически связанный с древними представлениями многих народов о борьбе доброго начала со злом, принадлежит к числу самых популярных в раннехристианском и византийском искусстве, причем сфера его наибольшего распространения — те области, где в сложении культуры принимали участие широкие народные слои: Восток, Кавказ, Балканы, славянские страны. В искусстве самой Византии этот образ сравнительно редок²⁸. В Новгороде, помимо фрески XII в. в Старой Ладоге, ср. икону «Чудо Георгия о змие» из собрания А. В. Морозова (ГТГ; кат. № 27), а также многочисленные изображения в мелкой пластике и на Людогощенском кресте 1359 г.

На иконе из собрания М. П. Погодина представлен так называемый распространенный вариант сцены. Кроме Георгия и дракона, фигурирующих в кратком варианте, здесь изображены еще царевна, ведущая дракона, и очевидцы чуда — родители царевны и старец, которые созерцают сцену с вершины башни. Существует мнение, что краткий и распространенный варианты восходят к разным литературным источникам²⁹. Можно заметить также, что варианты иллюстрируют разные моменты одного и того же рассказа о чуде. Краткий вариант, с Георгием-драконоборцем, более соответствует началу эпизода: «Святой осенил себя крестным знамением и бросился навстречу чудовищу, сказав: «Господь Бог мой, погуби ужасного змия, чтобы уверовали эти неверные». Когда он сказал это, с Божией помощью и по молитве мученика змий упал к ногам святого Георгия»³⁰. Соответствие иконографического извода и этой легенды не буквальное: лаконичный образ Георгия-змиеборца в большой мере зависит от изобразительной, а не от литературной традиции; в искусстве он как бы стал привычным, легко опознаваемым символом.

Распространенный вариант отвечает дальнейшему рассказу легенды: «Святой говорит девушке: «Сними с себя пояс, а с коня моего поводья и дай сюда». с. 191
с. 192¦ Девушка сняла и подала их святому. И по устроению Божию он связал змия и передал его девушке, говоря: «Поведем его в город». Она взяла змия, и они пошли в город. Народ, увидев дивное чудо, испугался и в страхе перед змием хотел бежать, но святой Георгий крикнул: «Не бойтесь, стойте и зрите славу Всевышнего и уверуйте в истинного Бога, Господа нашего Иисуса Христа, и я убью змия». Царь и весь город закричали: «Веруем в Отца, Сына и Святого Духа, в Единосущную и Нераздельную Троицу». Услышав эти слова, святой обнажил меч свой, и убил змия, и вернул девушку царю»³¹. В искусстве позднего средневековья, в том числе в русских иконах XV–XVII вв., иногда изображается целая толпа очевидцев, что соответствует последующим словам легенды: «Тогда собралось множество народа, и все стали лобзать стопы святого и славить Бога»³².

В искусстве византийского круга и Балкан развитой извод — с царевной и очевидцами чуда — представлен

• фреской XII в. в церкви Георгия в Расе (Югославия),
• росписями XIV в. в Старо-Нагоричине и Дечанах.

В Новгороде видим его, до иконы из собрания М. П. Погодина,

• в стенописи Георгиевской церкви в Старой Ладоге.

Этот вариант широко известен и в русских иконах более позднего времени. Примеры икон XV–XVI вв.:

• икона XV в. из собрания А. В. Морозова (ГТГ)³³,
• памятник того же времени из с. Спас-Смердина близ Ростова (частное собрание в Москве)³⁴,
• икона раннего XVI в. из Никольского погоста близ Ростова³⁵,
• икона XV–XVI вв. из Никольского погоста (с. Литвинова) близ Шенкурска (обе в ГТГ),
• икона раннего XVI в. на голубом фоне из собрания Чириковых (ГРМ)³⁶,
• икона XVI в. в Киевском музее русского искусства³⁷,
• маленькая иконка из собрания И. С. Остроухова (ГТГ)³⁸,
• икона XVI в. из с. Сынтулы близ Касимова (ГТГ)³⁹,
• средник уже упоминавшейся житийной иконы из с. Лещево (Вологодский музей),
• вологодская икона на синем фоне из церкви Феодора Тирона в с. Бережок близ г. Кадникова (ГРМ)⁴⁰.

Особенность средника иконы из собрания М. П. Погодина составляет содержание надписей. Названо имя царевны — «Елисава», между тем как в греческой легенде речь идет о безымянной девушке⁴¹. В литературных источниках царевну называют Елисавой или Елизаветой только поздние русские духовные стихи⁴². Точно так же и название города — «град Ракли» («Раклий») встречается не в греческой легенде (там речь идет о городе «Ласия», что принято толковать как измененное «Лаодикия»), а именно в русских стихах⁴³. Из этого следует, что иконография средника издаваемой иконы не восходит непосредственно к греческой легенде, а отражает совсем особый вариант предания, бытовавший на Руси, видимо, в устной форме и лишь в позднее время зафиксированный письменно. Литературную основу иконы нужно трактовать как своего рода древнерусский фольклор. Н. П. Кондаков оценивал иконографию погодинского памятника именно с этой точки зрения: как «образец и указание того, что иконопись знала предания помимо книжных источников»⁴⁴. Иконография погодинской иконы соответствует и стилистическим особенностям памятника, ассоциирующимся с представлением о «простонародной» иконописи. Источник предания, лежащего в основе иконы — видимо, тоже греческий, многое воспринявший из легенды о другом святом драконоборце — Феодоре Стратилате. Действие легенды о Феодоре происходит в городе Гераклее (отсюда «Ракли» нашей иконы), а имя женщины — Евсевия⁴⁵. Чтобы понять сложность истоков предания, следует также учесть, что в греческих и русских святцах под 24 апреля, т. е. на другой день после памяти Георгия, празднуется преподобная Елизавета, которая «бысть же чудес делательница, змия лютого молитвой умертви»⁴⁶. Связующее звено между легендарной основой иконы XIV в. из собрания М. П. Погодина и духовными стихами позднего времени отражают некоторые русские иконы XV–XVII вв.

• Царевну «Лисавету» встречаем на иконе XV в. из собрания А. В. Морозова⁴⁷;
• в надписи на иконе XVI в. в Киевском музее русского искусства говорится о «граде Рахлее»⁴⁸,
• на вологодской (?) иконе ГТГ XVII в. названа «царевна Елисафивна рекая Мария» и город «Рахли»⁴⁹.

Кроме версии с Елизаветой и городом Гераклеей, отразившейся в погодинской иконе, русским иконописцам был знаком и другой, более традиционный вариант предания, с городом «Лаосеем». Ср., например, надпись на иконе на голубом фоне из собрания Чириковых в ГРМ⁵⁰.

Житийные клейма.

Житийный цикл погодинской иконы более традиционен по иконографии, чем изображение в среднике. Согласно канону, уже установившемуся к XIV в., он начинается сценой раздачи имущества нищим и заканчивается «усекновением главы» Георгия. Так представлен цикл уже на Местийском кресте XI в.⁵¹ Резная икона из Мариуполя отличается тем, что цикл начинается не сценой раздачи имущества, а беседой Георгия с Диоклетианом⁵², а обе синайские иконы — XIII и XV вв. — первым клеймом совпадают с погодинской, а завершением цикла несколько разнятся: добавлена сцена «положения во гроб»⁵³ (илл. стр. 190, 191).

Особенности клейм издаваемой иконы состоят в следующем. Почти все сцены изображают мучения Георгия; из чудес показано только низвержение идолов (клеймо 6). с. 192
с. 193¦ Между тем в греческих житийных циклах изображаются и чудеса Георгия, причем чем дальше, тем больше сцен им посвящается. На Местийском кресте XI в. показано воскрешение вола Гликерия, на иконе из Мариуполя и обеих синайских — воскрешение вола Гликерия и воскрешение умершего. Эти же сцены видим и во фресках Дечан, а в Старом Нагоричине встречаем и чудо с ядом. В поздних русских иконах сцен с чудесами уже очень много, почти столько же, сколько и мучений.

Отсутствие «чудес» в погодинской иконе заставляет вспомнить, что первоначальные легенды о Георгии содержали лишь рассказы о мучениях, и лишь с XI в. агиографические сочинения дополняются сценами чудес⁵⁴. Житийный цикл издаваемого памятника восходит, очевидно, к древнейшим вариантам преданий. Состав цикла отражает, быть может, и идейную установку новгородской культуры XIV в.: он демонстрирует стойкость Георгия и подчеркивает героический характер легенды.

Своеобразны некоторые детали. В греческом рассказе о мучении пилой говорится, что царь Дадиан повелел распилить Георгия пополам. Между тем в клейме 12 погодинской иконы святой представлен без рук: его как бы распиливают на части. По рассказу, после мучения пилой останки святого варили в котле, добавив туда расплавленный свинец, смолу и жир. В погодинской иконе сцена с котлом изображена дважды, в клеймах 11 и 13: до мучения пилой (вопреки легенде) и после него. В первом случае в надписи говорится о котле, а во втором — о «конобе» (т. е. лохани)⁵⁵. На это отклонение от обычной версии обратил внимание Й. Мысливец, нашедший лишь одну греческую рукопись с подобными сюжетами: после неудавшегося царю мучения в котле Георгия мучили, погружая в расплавленный жир и смолу⁵⁶. Три сцены на нижнем поле иконы из собрания М. П. Погодина образуют как бы самостоятельную композиционную группу: по сторонам клейма с пилой — фланкирующие его почти одинаковые клейма с котлами. Создается ритмический повтор мотива, продиктованный закономерностями народного декоративно-изобразительного (и устно-поэтического) творчества, а не задачей тщательного иллюстрирования рассказа.

В клейме 1 интересна шляпа на одном из персонажей — круглая, с полями. «Реалии» иконы из собрания М. П. Погодина заслуживают дополнительного изучения. Сейчас можно с осторожностью предположить, что такая шляпа напоминает головные уборы западных пилигримов, а может быть и русских паломников в Святую Землю. Таких путешественников было в Новгороде много в XII в., известны они и в XIV в. В Новгородском музее хранится резной каменный образок конца XIV–XV в., изготовленный в Испании, в монастыре св. Иакова Компостельского: по сторонам фигуры Иакова — двое коленопреклоненных паломников в таких же круглых шляпах, как на иконе⁵⁷. Недавно В. Я. Пропп, оценивая в целом иконографию погодинской иконы, справедливо напомнил работы филологов А. Н. Веселовского, А. И. Кирпичникова, А. В. Рыстенко о ее фольклорных источниках. Вряд ли, однако, можно согласиться с тем его мнением, что в новгородской иконе «клейма были введены под воздействием церковных властей, чтобы ослабить героический облик Георгия и подчеркнуть облик смиренного страстотерпца», придать ему «облик, угодный церкви», и что «народ в целом не принял этой поправки»⁵⁸. Иконография погодинской иконы — как средника, так в значительной степени и клейм — восходит к глубоко народным источникам. Она показывает, что в Новгороде к XIV в. уже существовал достаточно мощный фольклорный пласт, в котором греческие предания о Георгии были истолкованы в местном вкусе. Народная интерпретация легенд характерна для новгородской культуры, однако икона из собрания М. П. Погодина является одним из наиболее ярких свидетельств процесса демократизации местного творчества.

Датировка и атрибуция.

В обширной литературе, посвященной этому памятнику, нет расхождений относительно его происхождения. Уже М. П. Погодин (ср. сообщение Н. П. Лихачева [9]) отнес его к «новгородским письмам», и в дальнейшем все исследователи присоединились к этому определению. Разногласия имеются лишь в датировке. Большинство авторов относит икону к началу или первой половине XIV в. (иногда просто к XIV в.): М. П. Погодин, В. А. Прохоров [3], Н. П. Лихачев [9, 10], А. И. Соболевский [14], Л. А. Мацулевич [16], М. В. Алпатов [25, 39, 49, 52], Н. Г. Порфиридов [31], В. Н. Лазарев [30, 35, 36, 46, 48], Г. И. Вздорнов [47]. Некоторые датируют более широко концом XIII — началом XIV в. (М. И. Артамонов [24], Й. Мысливец [27, 32], А. И. Некрасов [28], Ю. Н. Дмитриев [29], В. К. Лаурина [37]). Но издавна существует и традиция датировки XIII в. (И. И. Срезневский [2], Д. В. Айналов [26], в последнее время Н. В. Перцев [45]). Встречаются колебания: Н. П. Кондаков в 1927 г. [20] склонялся к XIII в., а в 1931 г. [22] — к концу XIII — началу XIV в. Любопытно, что обе датировки XIII и XIV вв. — были обоснованы палеографами (И. И. Срезневский, А. И. Соболевский).

Стиль иконы есть результат далеко зашедшего процесса упрощения традиций живописи XIII в.; композиция, относительно плотная по сравнению с произведениями XIII в., а также подчеркнуто плоскостной и графический прием изображения (в XIII в. он известен лишь во второстепенных, «палеосных» фигурах) говорят против ранней датировки. Отсутствие признаков развитого XIV в. заставляет отнести икону к первой половине столетия.

«Чудо Георгия о змие» по основным стилистическим признакам примыкает к новгородскому художественному кругу. Дополнительное доказательство атрибуции — совпадение отдельных элементов с другими новгородскими произведениями, в частности, сходство композиций и фигур в клеймах с инициалами некоторых новгородских рукописей (подробнее см. выше, стр. 78). В языке надписей присутствуют черты новгородского народного говора (мена «ч» и «ц»: «свецями», мьцьмь»). Н. П. Лихачев ([9], стр. 22) на основании описи собрания М. П. Погодина высказывал предположение, что икона происходит «из пределов Новгородской области».

В обширной литературе, посвященной «Чуду Георгия о змие», памятник нередко рассматривается с точки зрения изображения бытовых «реалий» — одежды, вооружения (ср. В. А. Прохоров [1], А. Н. Кирпичников [50]). Высказываясь о художественных особенностях с. 193
с. 194¦ иконы, многие исследователи отмечают индивидуальный характер стиля и близость «Чуда Георгия о змие» к произведениям романской живописи: Н. П. Лихачев ([9], стр. 23), Н. П. Кондаков [12], М. В. Алпатов [52]. Интересно, что Н. П. Кондаков указал на некоторое сходство «Чуда Георгия о змие» с итальянской иконой XIII в., изображающей св. Екатерину с клеймами жития (музей в Пизе) — памятником, с которым впоследствии В. Н. Лазарев сопоставил новгородскую икону «Иоанн Лествичник, Георгий и Власий» (см. кат. № 2 и стр. 41–42, особенно прим. 49). Эти высказывания подтверждают факт известного совпадения между новгородской иконописью XIII в. и провинциальными ее течениями XIV в., с одной стороны, и отдельными направлениями в живописи Дученто — с другой. Ряд авторов подчеркивает сходство житийных клейм «Чуда Георгия о змие» с миниатюрами русских рукописей, в частности, с иллюстрациями «Хроники Георгия Амартола» (Н. П. Лихачев [10], М. И. Артамонов [24]), и отмечает прочную связь иконы с новгородской художественной культурой: стилистические истоки памятника усматриваются в традициях новгородского искусства XII в. и в народном творчестве (ср. Ю. Н. Дмитриев [29], В. Н. Лазарев [35]), а видоизменению образа на новом этапе находят аналогию в некоторых произведениях развитого XIV в., например, в «Чуде Георгия о змие» из бывшего собрания А. В. Морозова в ГТГ, кат. № 27 (М. В. Алпатов [40, 49, 52]). По наблюдению Л. А. Мацулевича [16] и Н. П. Сычева [17], «Чудо Георгия о змие» из собрания М. П. Погодина в ГРМ можно сблизить с другим новгородским произведением первой половины XIV в. — «Рождеством Богоматери» из бывшего собрания С. П. Рябушинского в ГТГ, кат. № 14 (ср. рисунок фигур, характер архитектурных фонов).

При обилии отдельных высказываний о «Чуде Георгия о змие», этот интересный памятник еще не подвергся развернутому монографическому исследованию.

Выставки.

• Живопись древнего Новгорода и его земель XII–XVII столетий. Ленинград, ГРМ, декабрь 1971 г. — апрель 1972 г.

Литература.

1. В. Прохоров. Русские древности, кн. 5. Материалы для истории русских одежд XIV века. СПб., 1871. [Без нумерации таблиц, таблицы 8, 9, 11 по порядку; воспроизведены клейма 1, 2, 3, 4 и детали средника и клейм].
2.  «Труды I Археологического съезда (1869)», I. М., 1871, Протоколы, стр. CVIII. [Изложение доклада И. И. Срезневского].
3. «Императорская Академия художеств. Каталог Музея древнерусского искусства». Составил В. Прохоров. СПб., 1879, стр. 36, № 2.
4.  А. Кирпичников. Св. Георгий и Егорий храбрый. Исследование литературной истории христианской легенды. СПб., 1879, стр. 51, 177.

5–6.  А. Н. Веселовский. Разыскания в области русских духовных стихов. II. Св. Георгий в легенде, песне и обряде. (На титуле: Приложение к  XXXVII тому «Записок имп. Академии наук». Этот же текст напечатан как одна из частей, имеющих самостоятельную пагинацию, в издании: «Сборник ОРЯС», XXI, № 2). СПб., 1880, стр. 83.

7–8.  Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, XI. СПб., 1897, стр. 241–242.

9. «Обозрение Отделения христианских древностей в Музее императора Александра III». СПб., 1898, стр. 22–23. [Раздел «Краткое обозрение икон» составлен Н. П. Лихачевым]. Изд. 2. СПб., 1902, стр. 25–27.
10.  Н. П. Лихачев. Манера письма Андрея Рублева. СПб., 1907, стр. 81, 83.
11.  А. В. Рыстенко. Легенда о Св. Георгии и драконе в византийской и славянорусской литературах. — «Записки Новороссийского университета», 112. Одесса, 1909, стр. 202, 315, 340–341, 343, 470.
12.  Н. П. Кондаков. Иконография Богоматери. Связи греческой и русской иконописи с итальянской живописью раннего Возрождения. СПб., 1910, стр. 109–111.
13. Н. В. Покровский. Очерки памятников христианского искусства и иконографии. СПб., 1910, стр. 342, рис. 185 на стр. 326.
14. А. И. Соболевский. Божия Матерь Смоленская из собрания С. П. Рябушинского. — «Русская икона», 2, СПб., 1914, стр. 113.
15. Н. П. Сычев. Икона Архангела Михаила из собрания С. П. Рябушинского. — Там же, стр. 100–102.
16. Л. А. Мацулевич. Две иконы Рождества Богоматери из собрания С. П. Рябушинского. — «Русская икона», 3. СПб., 1914, стр. 173–174. [Воспр. пяти клейм на стр. 172].
17. Н. Сычев. Древлехранилище Русского музея императора Александра III. — «Старые годы», 1916, январь — февраль, стр. 12.
18.  А. Грищенко. Вопросы живописи, вып. 3. Русская икона как искусство живописи. М., 1917, стр. 232.
19. И. Грабарь. Андрей Рублев. Очерк творчества художника по данным реставрационных работ 1918–1925 годов. — «Вопросы реставрации», I. М., 1926, стр. 45–46. Переиздано: *Игорь Грабарь. *О древнерусском искусстве. М., 1966, стр. 152.
20. N. Kondakov. The Russian Icon. Oxford, 1927, p. 68–69, pl. XII.
21. Г. В. Жидков. К истории новгородской живописи второй половины XIV века. — «Труды Секции искусствознания Института археологии и искусствознания РАНИОН», вып. III, М., 1928, стр. 69.
22.  Н. П. Кондаков. Русская икона, II. Прага, 1929, табл. 14; III. Прага, 1931, стр. 72, 75, 128, 131–138; т. IV, Прага, 1933, стр. 216.
23. Ph. Schweinfurth. Geschichte der russischen Malerei im Mittelalter. Haag, 1930, S. 153–154, 242.
24. М. И. Артамонов. Миниатюры Кенигсбергского списка летописи. — «Известия ГАИМК», т. X, вып. I, Л., 1931, стр. 5–9.
25. M. Alpatov, N. Brunov. Geschichte der altrussischen Kunst. Augsburg, 1932, S. 279–280. Abb. 193.
26. D. Ainalov. Geschichte der russischen Monumentalkunst zur Zeit des Grossfürstentums Moskau. Berlin — Leipzig, 1933, S. 68–70.
27. J. Myslivec. Svatý Juří ve východokřestãnském uměni. — «Byzantinoslavica», V. Praha, 1933–1934, стр. 327–330.

27a. W. Arendt. Zur Geschichte des Lamellenharnisches in XII–XIV Jahrhundert in Russland. — «Zeitschrift für historische Waffen und Kostümkunde», Neue Folge, V. Berlin, 1936, S. 148–150.

28. А. И. Некрасов. Древнерусское изобразительное искусство. М., 1937, стр. 161–162, 178, илл. 105.
29. Ю. Н. Дмитриев. Путеводитель. Государственный Русский музей. Древнерусское искусство. Л.–М., 1940, стр. 14, илл. на стр. 16.
30. В. Н. Лазарев. Новгородская живопись XII–XIV вв. — «Известия АН СССР. Серия истории и философии», I, № 2. М., 1944, стр. 69.
31. Н. Г. Порфиридов. Древнерусское искусство. Краткий путеводитель. Государственный Русский музей. М.–Л., 1947, стр. 17.
32. J. Myslivec. Ikona. Praha, 1947, ill. 21.
33. В. H. Лазарев. Искусство Новгорода. М.–Л., 1947, стр. 46.
34.  А. С. Орлов. Библиография русских надписей XI–XV вв. М.–Л., 1952, стр. 103, № 148. с. 194
    с. 195¦
35.  В. Н. Лазарев. Новый памятник станковой живописи XII в. и образ Георгия-воина в византийском и древнерусском искусстве. — «Византийский временник», т. VI. М., 1953, стр. 217. Переиздано: В. Н. Лазарев. Русская средневековая живопись. Статьи и исследования. М., 1970, стр. 94, 96, рис. на стр. 89.
36. Его же. Живопись и скульптура Новгорода. — «История русского искусства», II. М., 1954, стр. 130, илл. на стр. 133.
37. В. К. Лаурина. Станковая живопись Новгорода Великого конца XIII — 70-х годов XIV века (канд. дисс.). Л., 1954, стр. 120–123, 230, прим. 45 на стр. 210, 269.
38. Государственный Русский музей. Путеводитель. Выпуск первый. М., 1954, стр. 16. [Автор раздела «Древнерусское искусство» Н. Г. Порфиридов].
39.  М. В. Алпатов. Всеобщая история искусств, III. М., 1955, стр. 128–129, 424, илл. 101.
40.  Его же. Образ Георгия-воина в искусстве Византии и древней Руси. — ТОДРЛ, т. XII. М.–Л., 1956, стр. 302–303, рис. 9. Переиздано: М. В. Алпатов. Этюды по истории русского искусства, I. М., 1967, стр. 163, 167.
41. О. Сопоцинский. Искусство древней Руси. —  «Всеобщая история искусств», II. Искусство средних веков, кн. I. Под ред. Б. В. Веймарна и Ю. Д. Колпинского. (Академия Художеств СССР. Институт теории и истории изобразительных искусств). М., 1960, стр. 137.
42. Е. Л. Привалова. Художественное решение двух композиций «чудес» св. Георгия в грузинских росписях зрелого средневековья. — «Вестник Отделения общественных наук АН Грузинской ССР», 1. Тбилиси, 1963, стр. 181–221.
43. T. Talbot Rice. Russian Icons. London, 1963, pl. 15.
44. Н. В. Перцев. О некоторых приемах изображения лица в древнерусской станковой живописи XII–XIII вв. — «Сообщения ГРМ», вып. VIII. М., 1964, стр. 91.
45. Его же. Икона «Николы» из Любони. — «Сообщения ГРМ», вып. IX. Л., 1968, стр. 88.
46.  В. Н. Лазарев. Новгородская иконопись. М., 1969, стр. 15–16, табл. 17–18.
47. Г. И. Вздорнов. Живопись. — «Очерки русской культуры XIII–XV веков», 2. Духовная культура. М., 1970, стр. 259, прим. 8.
48. В. Н. Лазарев. Ранние новгородские иконы. — В. Н. Лазарев. Русская средневековая живопись. Статьи и исследования. М., 1970, стр. 127.
49. М. В. Алпатов. Сокровища русского искусства XI–XVI веков. (Живопись). Л., 1971, текст на стр. 20, 22, 275, табл. 44, 45.
50. А. Н. Кирпичников. Древнерусское оружие. Выпуск третий. Доспех, комплекс боевых средств IX–XIII вв. (В серии: «Археология СССР. Свод археологических источников». Е 1-36). Л., 1971, стр. 17, 19, табл. VI.
51.  В. Я. Пропп. Змееборство Георгия в свете фольклора. — «Фольклор и этнография русского Севера». Л., 1973, стр. 198–203.
52. М. В. Алпатов. Древнерусская иконопись. М., 1974, табл. 49.
53.  «Живопись древнего Новгорода и его земель XII–XVII столетий». Каталог выставки. Государственный Русский музей. Вступ. статья и ред. В. К. Лауриной. Авторы-составители В. К. Лаурина, Г. Д. Петрова, Э. С. Смирнова. Л., 1974, стр. 9, 11, № 14, илл. 8.
54. V. Lazarev. Regard sur l’art de la Russie prémongole, IV. — «Cahiers de civilisation médiévale», XVII. Poitiers, 1974, p. 108. с. 195
     ¦

  
 с. 239 ¦ 30. Георгий с житием

Начало XIV века. 89×63. Русский музей, Ленинград [2118].

Из собрания М. П. Погодина. Сохранность хорошая, кроме утрат в нижней части доски. В иконе много от наиболее примитивных традиций XIII века (ср. изображение мученицы Ульяны на двусторонней иконе Знамения из собрания П. Д. Корина и икону св. Климента в частном собрании в Стокгольме). Образ Георгия-драконоубийцы был занесен на Русь из Византии, где он встречается уже в памятниках XII века.  с. 239 
  ¦