
Школа или худ. центр: Рязань
1500-е годы
Собрание
См. в «Галерее»:
РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Около 1500 года — первое десятилетие XVI века. Рязань. Дерево, темпера. 55 × 45,8
Размеры иконы позволяют предполагать, что она некогда входила в праздничный : ряд неизвестного нам иконостаса, хотя ее редкие иконографические особенности и необычный художественный образ могут свидетельствовать об ином использовании памятника: например, как иконы поклонной - выкладываемой на аналое большого храма в праздничный день Рождества Христова. Основу представленного здесь сюжета составляет евангельский рассказ о рождении Девой Марией младенца Христа (
На дальнем плане неторопливо движутся, указывая на звезду, волхвы в пророческих шапочках, ибо они предсказали приход в мир Мессии. Справа фигуры двух отпрянувших юных пастухов, испуганных неожиданным явлением ангела: «Слава Господня осияла их и убоялись страхом великим» (
Быстротекущее время, которое передано в иконе и движением волхвов, но главное — испуганными позами отпрянувших пастухов, сменяется тишиной уже преображенной земли, лишенной всего суетного и сиюминутного. Состояние глубокой задумчивости, благоговейного покоя и созерцания выражает фигура пастуха в странной одежде — красном платье и синей шапочке, помещенного в центре иконы. В иконах «Рождество Христово» здесь обычно представляют старца в овечьих шкурах, понимаемого как злой дух-искуситель. Замена его юным образом странника, держащего посох и пучок трав — иконографическая особенность иконы В. А. Бондаренко. Фигура этого пастуха-странника, философа и мудреца, зачарованного чудом рождения Христа, расположена в пространстве иконного поля так, что он оказался лицом к лицу с Иосифом, с его тяжелыми думами, сомнением в чудесном рождении Спасителя. Их противостояние и молчаливый диалог рассеивают недоумения нареченного отца.
Самым необычным мотивом рассматриваемой иконы является темно-синяя дуга неба, повисшая над всей композицией словно таинственная аура, слава или космос, характерные для мистических сцен видения. Заполненная еле различимыми ангельскими фигурами, она контрастирует с яркой декоративной поверхностью иконы и придает ей драматический характер. Это состояние отвечает словам 9 ирмоса рождественского канона Иоанна Дамаскина: «Таинство странное вижу и преславное: небо — вертеп, престол херувимский — деву; ясли — вместилище, в них же возлеже невместимый Христос Бог, его же воспеваюше величаем». Основная мысль праздника — сошествие Бога на землю и восшествие человека на небо, возможность видеть Невидимого, обретение утраченного райского образа земли, объединение людей и ангелов — пронизывает все рождественские стихиры. Но наиболее ярко идея таинственного соединения земли и неба в момент рождения Христа звучит в словах Иоанна Дамаскина: «Небо и земля днесь совокупишася, рождуся Христу: днесь Бог на землю прииде, и человек на небеса взыде: днесь видим есть плотию, естеством невидимый, человека ради». Заменяя традиционные изображения славословящих и поклоняющихся младенцу ангелов их незримым бесплотным воинством в небесной сфере, мастер передает словесные образы Романа Сладкопевца: «Кого силы величают небесные, кого рати поют бестелесные». Ангельская песнь соединяет несоединимое — небо и землю. Недаром Иоанн Златоуст отметил: «Небом стала земля, поелику небо хотело бы в себя принять то, что происходит на земле». «Земной» след действительного ангельского явления отразился лишь в реакции двух стоящих справа испуганных пастухов. Художник подчеркнул этим, что не просто ангелы воспели Христа и спустились на землю, но само небо, спустившись, соединилось с потрясенной и преображенной твердью, поднявшейся ему навстречу землей. Не случайно красные ликующие горки, потеряв привычные очертания, высоко поднимают свои лещадки-пальцы, почти соприкасаясь ими с дугой неба, вовлекая в это радостное буйство травы, тянущиеся вверх своими длинными ветвями.
Синяя дуга неба, как ореол или слава, осеняет Деву и Сына, напоминая образы рождественской стихиры: «Ныне Дева шире, чем самое небо: ибо от нея возсиял Свет даже для совершенно омраченных и возвысил униженных». Спрессованное пространство иконы, соединившее реальность и таинство, вечность с событиями мимолетными, вместе с тем превратившее их в единовременно происходящее, создает зримый образ сложного литургического времени, образуемого всем ходом праздничного богослужения Рождества Христова. Ее редкий иконографический замысел восходит к уникальной схеме, известной по одноименной иконе первой половины XV в. из собрания П. Д. Корина. Дословно повторяя ее и лишь слегка упрощая некоторые детали, иконописец вместе с тем следует совсем иным художественным и живописным традициям. Насыщенные цветовые пятна, делящие пространство на разноокрашенные декоративные зоны, усиление роли розово-красных и густых синих пигментов, создающих с остальными сияющими красками напряженный колористический диссонанс, открытая живопись личного письма с оливковым санкирем и активными подрумянками напоминают иконы, созданные на рубеже XV–XVI вв. в Рязани — одном из старинных русских иконописных центров.
![]() | ![]() |