Школа или худ. центр: Вологодские земли
Конец XV — начало XVI вв.
Собрание
См. в «Галерее»:
СВ. НИКОЛАЙ, архиепископ Мирликийский
Конец XV — начало XVI века. Вологодские земли. Дерево, темпера. 65 × 45,7
Образ святого Николая Мирликийского в русском средневековом искусстве получил особо широкое распространение, не сравнимое ни с одной другой страной христианского мира. Это предопределило многообразие его иконографических типов, многие из которых были не известны искусству Византии. Представленный в рост, в полном епископском облачении, образ Николая с простертыми в стороны руками, одной из которых он благословляет, а в другой держит закрытое Евангелие, лишь в XVI в. получил название «Никола Зарайский», — по имени древней, (не дошедшей до нас) чудотворной иконы святого. Согласно «Повести о Николе Зарайском», этот образ был перенесен из Корсуни в Зарайск в 1225 г., где в годы военной опасности прославился многими чудесами и особым покровительством городу. В соответствии со средневековыми представлениями, зарайская икона с изображением Николы-епископа в позе оранта воспринималась, прежде всего, защитницей от нашествия иноземных захватчиков. На такое восприятие образа немалое влияние оказала торжественность позы епископа, обращающегося к пастве: ибо именно в лице своих иерархов русское средневековое общество видело надежную защиту и покровительство. Несмотря на позднее составление легенды о Зарайской святыне (она была записана лишь в первой половине XVI в.), а также легендарность самого города Зарайска, согласно современным исследованиям возникшего в это же время, следует отметить, что распространение этого иконографического извода действительно приходится на XIII–XIV века. Излюбленным он остается на Руси на протяжении всего средневековья.
В разное время и в разных художественных центрах изображение Николы Зарайского наделялось местными иконографическими отличиями, и в этом отношении рассматриваемый памятник представляет особый интерес.
Самыми необычными на иконе являются одеяния Николая, представленного в святительских фелони-полиставрионе с крупными коричневыми крестами и сине-зеленом, а не белом, подризнике, что было характерно для епископских облачений. Нет на нем и изображений полос «источников» — исключительной принадлежности святительских одежд, знаменующей дары (источники) учения Христа и потоки его крови. Темный цвет подризника, более свойственный монашескому подряснику, может напоминать о преподобном Николае Сионском, жившем в VI в., образ которого еще в древности неразрывно слился с именем Мирликийского епископа IV в. Об этом же на иконе свидетельствует уникальное решение святительского омофора Николая, имеющего три киноварных изображения Голгофы, помимо обычных для него крестов на плечах. Подобно тому, как они вышиваются на параманде или аналаве — особом плате, который возлагается на шею монаха, принимающего великую схиму. Возможно, необычно оформленный Голгофами омофор подчеркивал особую богоизбранность Николы, ставшую лейтмотивом всех церковных служб и литургической поэзии, его самое высокое положение среди архиереев христианской церкви. Поза святителя, благословляющего предстоящих и держащего на плате закрытое Евангелие, точно повторяет выход епископа в один из важнейших моментов литургии, — на Малом Входе, — из алтаря, когда он изображает собой Христа, вышедшего в мир для благовестия. При этом возлагаемые на него одежды означают Воплощение, Смерть и Воскресение Господа. Традиционная интерпретация омофора «как обретение заблудшей овчи» становится здесь реальным литургическим символом спасения всего человечества.
Как кажется, существует еще один уровень понимания Голгофских крестов на омофоре святителя. На Руси, особенно в северных землях, где одну церковь отделяли от другой десятки верст, на развилках дорог ставили небольшие часовни, где путник мог помолиться и поставить свечу на помин души близких. Обычной принадлежностью этих часовен были не столько иконы, сколько деревянная скульптура, и в первую очередь, статуи святителя Николая, представленного в той же позе, что и на рассматриваемом образе. Многие из них со временем прославлялись как чудотворные. Здесь же в киотах ставили резные поклонные Голгофские Кресты. Они отвечали обетному характеру возведения таких часовен, в которых часто творили поминальные службы. Поскольку и образ святого Николая в русском религиозном сознании был тесно связан с поминальными традициями, — верили в его исключительную чудотворную силу, в то, что он являлся стражем врат Царствия Небесного, хранителем ключей от неба, — объединение этих двух изображений должно было принять вполне устойчивое значение.
Рассматриваемая икона, происходящая из северных земель Вологодской области, отразила весь этот комплекс христианских представлений. Св. Никола здесь и идеальный образ пастыря, и служащий на литургии епископ, ангельский образ жизни которого уравнял его с монашескими добродетелями, и отражение резной деревянной статуи, дарующей чудеса исцелений, и своеобразный надгробный памятник, связанный с поминальными приношениями и обрядами воспоминаний об умерших, неотделимыми от идеи Воскресения праведных. Не исключено, что икона из собрания В. А. Бондаренко была написана для одного из таких маленьких обетных храмов, поставленного в дальних вологодских землях.
Необычность одеяний св. Николая подчеркивается на иконе традиционными медальонами с изображениями так называемого «никейского чуда». Согласно некоторым источникам Николай Мирликийский присутствовал на Первом Вселенском соборе в Никее (325), где, возмущенный еретическим выступлением Ария, дал ему пощечину, за что был тотчас же лишен епископского сана. Однако ночью заключенному в темницу св. Николе явились Христос и Богоматерь и собственноручно вернули ему знаки епископского достоинства — Евангелие и омофор. Эпизод с пощечиной Арию не позднее XV в. был добавлен при переводе и переработке краткого греческого жития святого на Руси. Более того, этот текст, получивший широкое распространение в русской письменности XV–XVI вв., прямо отождествлял Христа и Богоматерь, изображенных на иконе, с «никейским чудом». Цветные медальоны, внутри которых помещены изображения Христа и Богоматери, подчеркивали разновременность представляемых событий — образа уже прославленного святителя в центре и сцены «давнего» божественного явления ему в темнице.
Художественные особенности иконы, ее подчеркнуто архаичный язык, ярко выраженное декоративное начало, плоскостность фигуры, предельно приближенной к зрителю, заполнение ею всего средника — подобно размещению деревянной статуи в киоте — свидетельствуют о том, что памятник восходит к древнему прототипу. Возможно, им была миниатюра, о которой напоминает тонкая белильная рамка по кромке средника, типичная для лицевых изображений на листах рукописных книг. Насыщенная, почти драматическая гамма, построенная на сочетании синего и красного, белого и охры — отличительная особенность вологодской иконописи конца XV — раннего XVI века, с образцами которой икону В. А. Бондаренко роднит очень многое. Мягкое сострадательное выражение всепрощающего лика Николы тесно связывает создание этого уникального в иконографическом и художественном отношении памятника с эпохой «русского кватроченто».